Густав Эмар - Вождь окасов
– Говорите!
– Вы решились оставить меня в неведении на счет участи моей дочери?
– Она умерла...
– Умерла? – вскричала донна Мария с испугом.
– Да... для вас... – отвечал Тадео с холодной улыбкой.
– О! Вы неумолимы! – вскричала Мария, с бешенством топнув ногой.
Тадео поклонился и ничего не отвечал.
– Ну! – продолжала донна Мария. – Теперь я уже не стану просить милости, а предложу условия.
– Условия?
– Да.
– Идея кажется мне оригинальна...
– Может быть, судите сами.
– Слушаю, но время проходит, а я...
– Я объяснюсь вкратце... – перебила Мария.
– К вашим услугам.
Дон Тадео сел, улыбаясь совсем как друг, пришедший в гости. Мария следила за всеми его движениями, не показывая вида, что приписывает им какую-либо важность.
– Дон Тадео, – сказала она, – в эти десять лет, как мы расстались, случилось много перемен...
– Да, – отвечал дворянин с жестом вежливого согласия.
– Я не буду говорить вам о себе... моя жизнь вам известна.
– Очень мало.
Донна Мария бросила на мужа косой взгляд и сказала:
– Я буду говорить вам о вас.
– Обо мне?
– Да, о вас. Патриотизм и политические идеи не до того поглощают ваши минуты, чтобы вам не оставалось времени для радостей, более задушевных, для волнений сердечных...
– Что хотите вы сказать?
– Зачем выказывать притворное неведение? – возразила Мария с коварной улыбкой. – Вы очень хорошо понимаете меня.
– Милостивая государыня!
– Не возражайте, дон Тадео! Утомившись мимолетной любовью женщин моего сорта, как вы назвали меня сейчас, вы ищете в наивном сердце молодой девушки волнений, которых не пробудили в вас другие ваши любовницы; словом, вы влюблены в прелестного ребенка, достойного во всех отношениях быть вашей избранной супругой, если бы, к несчастью, не существовала я.
Дон Тадео устремил на жену глубокий взгляд, когда она произносила эти слова. Когда же она замолчала, вздох вырвался из его груди.
– Как? Вы знаете? – воскликнул он с изумлением, искусно разыгранным. – Вы знаете?..
– Что ее зовут донной Розарио дель-Валле, – возразила Мария, довольная эффектом, который произвела на мужа, – это важная новость в Сантьяго; все об этом говорят! Как же этого не знать мне, так интересующейся вами.
Красавица замолчала и положила руку на плечо мужа:
– Мне это все равно, – продолжала она, – возвратите только мне мою дочь, дон Тадео, и ваша любовь будет для меня священна... иначе...
– Вы ошибаетесь, говорю я вам.
– Берегитесь, дон Тадео! – возразила куртизанка, бросив взор на часы. – Теперь женщина, о которой мы говорим, уже должна быть в руках моих агентов.
– Что это значит?.. – вскричал дон Тадео с волнением.
– Да, – продолжала Мария резким и отрывистым голосом, – я велела ее похитить. Через несколько минут она будет здесь. Повторяю, берегитесь, дон Тадео! Если вы мне не признаетесь, где моя дочь и откажетесь возвратить мне ее...
– Ну! – перебил Тадео, скрестив руки и гордо смотря жене в лицо. – Что же вы тогда сделаете?
– Я убью эту женщину, – отвечала Мария глухим голосом.
Дон Тадео смотрел на нее с минуту, а потом захохотал сухим и нервным смехом, который привел в ужас куртизанку.
– Вы ее убьете! – вскричал он. – Ну!.. Убейте это невинное создание!.. Зовите ваших палачей!.. Я буду нем.
Мария прыгнула как раненая львица. Бросившись к двери и растворив ее настежь, она закричала с бешенством:
– Это уже слишком! Войдите...
Два человека, которые принесли дона Тадео, вошли с кинжалами в руках.
– А! – сказал дворянин с улыбкой презрения. – Я узнаю вас наконец, донна Мария!
По знаку его жены, убийцы бросились на него.
ГЛАВА VIII
Мрачные Сердца
Мы видели, что народ разошелся почти тотчас после казни. Каждый уносил в глубине сердца надежду отомстить за патриотов. Между тем площадь, казавшаяся пустой, не была пуста. Несколько человек, в плотных плащах, в шляпах с широкими полями, надвинутых на глаза, стояли в углублении ворот: они с живостью разговаривали шепотом между собой, бросая вокруг тревожные взгляды.
Это были друзья казненных. Несмотря на страх, царивший в городе, они выпросили у архиепископа сантьягского, истинного священнослужителя по Евангелию, чтобы их несчастным братьям был отдан последний долг.
Они видели всю печальную драму. Они заметили, как дон Тадео поднялся из груды трупов, слышали слова, произнесенные им и уже хотели подойти к нему, когда незнакомцы, вдруг явившись, схватили его и унесли. Это похищение полумертвого человека чрезвычайно их удивило. Обменявшись несколькими словами, двое из них бросились в погоню за незнакомцами, чтобы узнать, по какой причине похитили они раненого, между тем как остальные двенадцать вышли на середину площади, где лежали трупы расстрелянных. Они наклонились над этими трупами, распростертыми у их ног, надеясь, что, может быть, еще одна какая-нибудь жертва избегнула гнусного убийства.
К несчастью, дон Тадео был один спасен каким-то чудом. Девять других жертв были мертвы. После продолжительного и подробного осмотра, друзья убитых поднялись со вздохом сожаления и горести. Один из них отделился от группы и постучался в одну из нижних дверей собора.
– Кто там? – спросил голос изнутри.
– Тот, для кого ночь не имеет мрака, – отвечал постучавший человек.
– Чего ты хочешь? – продолжал голос.
– Написано: стучись и тебе отворят! – сказал опять незнакомец.
– Отечество! – произнес голос.
– Или мщение! – отвечал незнакомец.
Дверь отворилась и появился монах. Капюшон, опущенный на лицо, не позволял различить его черты.
– Хорошо, – сказал он, – чего требуют Мрачные Сердца?
– Молитвы за умерших братьев!
– Возвращайся к тем, которые послали тебя; они будут удовлетворены.
– Благодарю за всех нас! – отвечал незнакомец и, поклонившись монаху, вернулся к своим товарищам.
Во время его отсутствия те не теряли времени; трупы были положены на носилки и спрятаны под аркадами площади. Через несколько минут яркий свет осветил площадь. Двери собора растворились. Внутренность его была великолепно освещена, и в главную дверь входил длинный ряд монахов. Каждый держал в руке зажженную свечу; они пели панихиду.
В ту же минуту, как бы по волшебству, распахнулись и ворота дворца, и эскадрон черосов, во главе которого находился генерал Бустаменте, подъехал рысью к процессии. Монахи и солдаты вдруг остановились, как бы по взаимному уговору. Двенадцать незнакомцев, завернувшись в плащи и столпившись вокруг фонтана, занимающего середину площади, с беспокойством ожидали, чем кончится эта встреча.
