Альберто Васкес-Фигероа - Икар
С набрякшего свинцового неба тихо лился дождь — обычное явление для колумбийской столицы в это время года. Туман скрывал даже очертания святилища Монтсеррат[21] высоко в горах, но Джимми Эйнджел не мешкая развернул аппарат вправо и вскоре взял курс на восток.
Казалось, перегруженный «Бристоль» на сей раз не дотянет до двухсотметровой отметки, ведь они находились на высоте три тысячи метров над уровнем моря, а это слишком серьезное испытание для бедного металлического сердца, каждый удар которого казался последним.
Джон МакКрэкен, вцепившись в подлокотники кресла, инстинктивно тянул их кверху, словно этим можно было помочь многострадальной машине совершить подъем.
А вот пилот, похоже, по-детски радовался зеленому пейзажу, дружеским жестом отвечая тем, кто с земли приветственно махал им руками. Так они и летели, касаясь крон деревьев, над холмами, пока слой облаков вдруг не исчез и земля не стала уходить вниз, позволяя увидеть огромное пространство, казавшееся бесконечным.
Над их головами пролетел черный кондор.
Потоки воды, смахивающие на конские хвосты, низвергались с темных утесов, которые теперь отступили назад, а внизу рождалась густая сельва, которая завладела склонами хребта почти до тысячеметровой высоты и, расстелившись, словно ворсистый ковер, во всех направлениях, насколько хватало глаз, уходила к горизонту.
В поле зрения возникали водопады, потоки, речушки и, наконец, быстрые реки, которые с молодым задором устремлялись к равнинам; позже они остепенятся и потекут тихо, постоянно петляя в вечном поиске сказочной Ориноко.
«Бристоль-Пипер» парил в воздухе, словно орел, высматривавший добычу, надменный и безмятежный. Никаких тебе взбрыкиваний и сотрясений, поскольку горячий и плотный воздух, который он начал ощущать у себя под крыльями по мере снижения, словно бы придавал ему уверенность, которой ему не хватало с того самого мгновения, как он оторвался от земли в Турбо.
Жуткий перелет через Анды на самолете, построенном наспех для фронта, остался в прошлом, словно страшный сон.
Джимми Эйнджел мурлыкал себе под нос на ломаном и весьма колоритном испанском: судя по всему, он выучился языку в пивных и борделях Панамы.
Если б Аделита ушла к другому, я б ее преследовал везде…
В небесах — на боевом аэроплане, ну а в море — на военном корабле.
Если б Аделита стала мне женою, дала согласие она моею стать, подарил бы я ей шелковые трусики и сам бы снял их, уложив ее в кровать…
В свою очередь, шотландец не мог удержаться от улыбки, спрашивая себя, чем же закончится их приключение на воздушной таратайке, которой правит чудак, радующийся тому, что висит в воздухе на волоске, гораздо менее прочном, чем шелковые нити трусиков этой самой Аделиты.
«Элу бы это понравилось, — подумал он. — Он бы получил удовольствие от общения с чокнутым, который воспринимает жизнь как развлечение».
Ему по-прежнему не хватало уэльсца.
Прошло уже семь лет с тех пор, как он похоронил друга на берегу озера, затерянного в венесуэльской глуши, однако все еще проклинал Эла за то, что его угораздило сломать себе спину, ударившись о камень.
Он чувствовал себя так, будто ему отняли руку или ногу.
Будто он осиротел.
Будто всю оставшуюся жизнь обречен разговаривать сам с собой, поскольку никто — ни мужчина, ни женщина — не сумеет, как Эл, понять его речи и уж тем более молчание.
«Элу бы это понравилось, — крутилось у него в голове. — Он бы клял меня на чем свет стоит за то, что я заставил его влезть в этот драндулет, однако, поднявшись в воздух, был бы счастлив при виде такой красоты».
— Мета!
— Что?
— То, что вы видите там, внизу! — прокричал Джимми Эйнджел, обернувшись назад. — Это река Мета… Мы полетим по ней до места впадения в Ориноко и, если эта чертова карта не врет, доберемся до Пуэрто-Карреньо.
— Я думал, мы направляемся в Пуэрто-Аякучо… — удивился шотландец.
— Я тут пораскинул мозгами… — объяснил ему Король Неба. — Пуэрто-Аякучо лежит по ту сторону реки, уже в Венесуэле. Пожалуй, нам лучше не садиться в Венесуэле, пока не узнаем, как обстоят дела на границе. Говорят, этот прохвост генерал Хуан Висенте Гомес[22] уж больно обидчив.
Что толку спорить, когда под ногами больше тысячи метров, к тому же Джон МакКрэкен знал по опыту, что старый тиран и правда был человеком своеобразным, непредсказуемым и опасным.
Если самолет с двумя иностранцами вдруг приземлится на территории, которую тот считает чуть ли не своей вотчиной, неизвестно, какой оборот примет дело: либо генерал встретит их с распростертыми объятиями, либо прикажет расстрелять на месте.
Незачем лишний раз подвергать себя риску.
Вот поэтому они полетели, следуя за Метой, на северо-восток. Сверху было видно, что река служит естественной границей между густыми наклонными лесами предгорий Анд и открытыми саваннами, известными как Льянос.
У шотландца возникло ощущение, будто он сидит на уроке географии, наглядном и увлекательном, особенно для человека, который никогда и представить не мог, что однажды влезет в рычащий летательный аппарат.
В тот день, когда Джон МакКрэкен и Эл Вильямс впервые забрались в глубь эквадорской сельвы, братья Райт[23] еще даже не помышляли о том, чтобы совершить свой знаменитый полет, в течение которого они продержались в воздухе чуть больше сорока метров.
В тот день, когда Джон МакКрэкен покинул венесуэльскую сельву и оказался в Сьюдад-Боливаре, он был потрясен, узнав о том, что некий Луи Блерио[24] пересек на самолете сорокакилометровый канал Ла-Манш, отделяющий Францию от Англии.
А сейчас он сам находился на борту первого биплана, летевшего над Льянос.
«Элу это бы понравилось, — вновь подумалось ему. — Я просто уверен, что ему бы понравилось».
Не вовремя он умер: погиб, так и не узнав, что можно летать.
Уж чего-чего, а храбрости Элу Вильямсу было не занимать, из него вполне мог получиться такой же отважный летчик, как сам Король Неба.
Ему бы страшно понравилось сидеть в этом кресле: о такой смотровой площадке можно только мечтать — и наблюдать, как взлетают в небо тысячи птиц, как бегут испуганные олени или как всадник придерживает коня и, разинув рот, провожает взглядом железную птицу, пролетающую над его головой.
Если б Аделита ушла к другому,Я б ее преследовал везде…В небесах — на боевом аэроплане,Ну а в море — на военном корабле…
Через два часа они пошли на снижение; американец внимательно изучал местность, чтобы приземлиться на поляне, расположенной на левом берегу реки, где у самолета была возможность катиться до полной остановки в тени пальм мориче.[25]
