Луи Буссенар - Кругосветное путешествие юного парижанина
Незнакомец же невозмутимо продолжал осмотр.
Фрике надоела эта бесцеремонность, и он, обратившись к посетителю, произнес два слова, два простых слова:
— Здравствуйте, месье!
Тот медленно разжал губы и с трудом проговорил по-арабски:
— Салям алейкум![74]
— Он говорит по-арабски, может, мы поймем друг друга, я тоже говорю по-арабски, — пояснил Андре — Валейкум салам! — ответил он гостю.
— Как здорово!
— Нам повезло, — пробормотал доктор, — этот негодяй, вероятно, работорговец, не исключено, что нам удастся с ним договориться.
Гигант, казалось, был до смерти рад услышать слова на родном языке. Быстрым движением руки он пригласил наших друзей выйти из хижины. Европейцы не заставили себя долго ждать.
— Меня зовут Ибрагим, я из Абиссинии[75], езжу по свету в поисках рабов, — представился незнакомец.
— Великолепно. Вы оказались правы, доктор. Это торговец «черным деревом», — произнес Фрике, когда Андре перевел сказанное торговцем.
На уродливом лице Ибрагима промелькнула симпатия, когда Андре вкратце рассказал о докторе и гамене. Казалось, гигант ужасно страдал от страшной болезни, так обезобразившей его лицо.
— Вы теперь мои. Пойдемте, — сказал Ибрагим после громкого разговора с туземцами.
— Похоже, у нас теперь новый хозяин, — предположил доктор.
— Тем лучше! — воскликнул Фрике. — Он, конечно, негодяй, но, надеюсь, сегодня вечером не загрузит нас в котел. Хватит с нас этих «бикондо».
— Полагаю, мы вскоре отправимся в путь, и в чем-то придется уступать хозяину, — заметил Андре.
— А как же! Тут мы целиком полагаемся на вас. Ну давай, гамен, двигайся, — проговорил доктор.
Пока Андре и Ибрагим оживленно беседовали по-арабски, два других пленника были предоставлены сами себе.
Маленький парижанин, обрадовавшись свежему воздуху, подпрыгнул и неуместным кульбитом[76] потревожил в первую минуту не замеченного им слона. Как известно, эти почтенные толстокожие весьма обидчивы, а посему слон, видимо разгневанный непочтительностью юного храбреца, обвил гамена хоботом и поднял на высоту почти трех метров.
Мальчишка, плохо понимая, что происходит, в отчаянии дрыгал ногами, но на помощь не звал.
— Ух ты! — воскликнул Фрике, наконец оценив ситуацию. — Ему ничего не стоит разделать меня под орех… Я уже знаком со слонами… встречался… в Зоологическом саду… кормил дешевенькими булочками… ну давай!.. Не дави сильно-то… вот так… ты же ласковый… — И с полнейшим хладнокровием парижанин принялся поглаживать хобот слона, надеясь, что животное в награду за доставленное удовольствие спустит его на землю. — Вот это да! Какая сила…
Спустившегося с высот Фрике окружили веселые смуглые парни, человек сто, несомненно, абиссинцы. Это был эскорт[77] работорговца. Большинство держали в руках великолепные капсюльные[78] ружья, некоторые — охотничьи двустволки. Они помогли маленькому гимнасту освободиться из объятий слона.
— Огромное спасибо, господа, вы так любезны, — произнес гамен. — Да-да, мой звереныш… — это уже слону, — ты довольно симпатичный, я обещал вкусненького и сейчас же покормлю. Протяни бедную лапку вон к той кокосовой пальме, я сорву чего-нибудь… А пока покушай зеленой травки.
Юноша взял у одного абиссинца кинжал, быстро срезал зелень, скрутил в аккуратный пучок, артистически обмотал его лианой и подал слону, который добродушно и с любопытством на него поглядел.
— Давай, мой дорогой, поешь-ка… Это очень вкусно. Держу пари: не каждый день тебе подают так хорошо приготовленное блюдо.
— Да что ты ему предлагаешь это всего-навсего местный злак, — произнес доктор.
— Не может быть!
— В диком состоянии, мой милый. У растения при постоянной сильной жаре зерно атрофируется[79], не успев вызреть. Все уходит в зелень. И вот вместо великолепных колосьев, как вокруг Шартра[80] или в прекрасном Провансе, мы имеем эту сорную траву…
— Которую с великой радостью ест мой большой друг. Вот, поглядите, приручаю… Он хочет еще. Да, радость моя… сейчас дам.
И пока Фрике добывал новую порцию провианта, беседа Андре с Ибрагимом закончилась.
Молодой человек отвел доктора в сторону и спросил:
— Возьметесь за лечение? Наше спасение в ваших руках.
— Ибрагим серьезно болен?
— Ему всего тридцать пять лет, а он уже чувствует приближение смерти. Все средства оказались бессильны.
Бедняга заучивал наизусть стихи Корана[81], священные книги, попадавшиеся ему, заворачивался в цельные горячие шкуры, заживо содранные с животных! Ничего не получалось. Еще одна страшная подробность для полноты картины: ради излечения он принимал даже ванны из человеческой крови!
— И вас это не пугает?
— Пугает… Однако наша свобода в конечном счете зависит от исцеления работорговца.
— Вы хотели бы, чтобы я взялся за лечение?
— Безусловно.
— Сделаю все возможное, ведь пребывание в обществе антропофагов еще хуже.
— Есть шанс убраться отсюда. В конце концов, Ибрагим — мусульманин, а мусульмане, дав слово, верны ему. Да и мы можем поклясться, что найдем лекарство. Он же пообещает что угодно. Но каким бы мошенником он ни был, в душе его, возможно, живет заповедь африканцев: «Признательность — добродетель черных».
— Видимо, мало облегчить страдания, надо вылечить его?
— Бесспорно.
— Легко сказать! Черта ли я сделаю, если у меня нет даже мази на два су?
— Доктор, вы нашли способ оставаться худым… и, конечно, знаете массу других удивительных вещей. Итак, покопайтесь в своей памяти.
— Э! Разрази меня гром! Придется постараться!
— Значит, могу пообещать исцеление от вашего имени?
— Черт побери, обещайте! Но тогда мне нужно срочно осмотреть больного.
Ламперьер и Андре подошли к работорговцу.
— Это и есть «табиб»?[82] — спросил торговец у Андре по-арабски, указывая на доктора.
— Он самый.
— И что же табиб говорит?
— Исцеление в руках Аллаха.
— Это верно.
— Надежда есть, если будешь делать все, что скажет табиб.
— Буду слушаться… если этого захочет Аллах.
— Но ты должен будешь освободить нас и перевезти туда, где живут европейцы.
Глаза африканца налились кровью. Он резко подскочил и, перебивая молодого человека, буквально зарычал:
— Христианская собака, ты еще осмеливаешься ставить мне условия! Разве вы не мои рабы?.. Я же вас троих купил… Будете делать, что я прикажу.
