Райнер Шредер - Падение Аккона
— Конечно, beau sire! — кивнул Морис де Монфонтен и украдкой взглянул на Герольта. В глазах его мелькнуло предвкушение забавы.
Герольт в бессильной злобе сжал кулаки под плащом. Общее поручение для него и для француза! Этого только ему не хватало!
Между тем Рауль де Лианкур продолжал:
— Здесь письмо нашего великого магистра. Оно обращено к королю Генриху Второму, в нем во всех подробностях описывается положение, в котором находится Аккон. Помолимся, дабы королю удалось собрать на Кипре сильное войско и вскоре прибыть к нам.
— Возможно, король с папой издадут общее воззвание к христианам, как это сделал папа Урбан II[15], призывая к первому крестовому походу, — предположил Морис. Герольту послышалась насмешка в голосе француза. — «Это могут быть рыцари, прежде не бывшие разбойниками. Могут быть те, кто прежде дрались лишь со своими братьями и родными, а теперь по праву могут сражаться с варварами! Они получат вечное вознаграждение!» Это сказал Урбан, и сегодня его слова могут быть уместны так же, как и двести лет назад.
Капитан смущённо посмотрел на Мориса. Предложение собрата по ордену явно застало его врасплох.
— Такие решения принимаем не мы, Морис! — резко ответил он. Замечание рыцаря он счёл неуместным. — А теперь слушайте задание. В гавани у причала, недалеко от Башни Мух, вы найдёте галеру «Пагания». Её капитан Деметриос уже предупреждён. Он ждёт письмо. — И он вручил Герольту письмо великого магистра. Тот отбросил край плаща в сторону и спрятал письмо под широкий кожаный пояс.
— Очень хорошо, beau sire! — И Герольт поспешил уйти, не обращая внимания на спутника. Раз уж ему приходится терпеть компанию Мориса де Монфонтена, он, по крайней мере, даст наглецу почувствовать презрение со своей стороны.
Когда они подходили к главным воротам замка, Герольт увидел странного человека, возникшего в арке слева от него. Старик долго и пристально смотрел на молодого человека. Его внешность никак не подходила к костюму тамплиера — и все же он был одет в белый плащ с красным восьмиконечным крестом. Но белоснежные волосы, спадавшие на плечи старика, казались насмешкой над уставом ордена, который требовал от воинов-монахов носить волосы коротко остриженными. А в складках его плаща виднелась роскошная, позолоченная рукоятка меча, судя по которой старик продолжал нести военную службу.
Герольт предположил, что незнакомец — один из тех редких тамплиеров-ветеранов, которым было даровано счастье дожить до старости, несмотря на проведённые ими в сражениях десятилетия. Принимая во внимание огромные заслуги таких воинов-монахов, руководители ордена делали им поблажки. На две фигуры, стоявшие за спиной старика и одетые в коричневые балахоны туркополей, Герольт посмотрел лишь мельком.
Ни Герольт, ни Морис не заметили, как старый тамплиер обернулся к своим спутникам и тихо приказал им:
— Следуйте за ними! И будьте внимательны! Надвигается беда!
6
— Я знаю, что когда-нибудь поплачусь за свой язык головой, а заодно и плащом, — заговорил Морис сразу же, как только они с Герольтом вышли со двора замка. — Моя кормилица — святая женщина, помилуй Господи её чистую душу! — напророчила мне это, ещё когда я был невинным ребёнком. Тогда мы принимали в нашем замке кардинала, и я поинтересовался, содержит ли он любовницу или отдаёт предпочтение юным мальчикам. Дело в том, что однажды после турнира я слышат эту историю у нас за столом. После того как до меня дошли такие слухи, я счёл этот вопрос совершенно невинным, достойным того, чтобы задать его князю церкви. Или ты придерживаешься другого мнения?
Герольт не понимал, хотел ли Морис разыграть его своим вопросом или действительно допустил в детстве такой промах. Все же Морис рассказал эту историю, вполне ему доверяя. Герольт молчал и даже не смотрел на своего спутника. Дорога, по которой они шли, начиналась за высокой аркой юго-западных ворот замка и, минуя площадь перед ним, уходила в лабиринт кривых улочек Аккона.
В воздухе висел запах пожара, — запах тлеющих развалин и мокрого пепла. Но улицы, как это можно было предположить, оказались почти такими же оживлёнными, как до начала осады. Лавки и мастерские были открыты, как будто их хозяева своей приверженностью к такому порядку упрямо сопротивлялись доводам разума, говорившего, что падение Аккона предрешено и что для большинства хозяев нет будущего в стенах этого города. Однако встречались и покинутые дома, и купцы, которые опустошали собственные склады, грузили товары и домашний скарб на телеги и готовились к скорейшему отъезду. Особенно много их было на одной из центральных улиц в западной части города — эта улица шла от Новых ворот с севера к гавани на юге. Сейчас на ней то и дело встречались носильщики, запряжённые ослами повозки, телеги в сопровождении целых семей — они шли к причалу, чтобы покинуть город на подготовленном к отплытию корабле.
Лица у людей были напряжённые, озабоченные, со следами бессонницы — даже у тех, кто ещё не решился уехать. Разве можно представить процветающим город, стены которого рушатся под напором неверных, а запас сил у его защитников явно не бесконечен? Если мамелюки прорвутся, в городе начнётся чудовищная резня. Насилие, убийства, пожары и грабежи будут совершаться днём и ночью. А выжившим ожидать нечего, кроме рабства.
Водружался над стенами тысячелетнего портового города зелёный флаг с полумесяцем или знамя с крестом, вскоре у его стен появлялись полчища с иными знамёнами. Во все времена город сохранял важное стратегическое значение и был крупным перевалочным пунктом для купцов. Аккон был вожделенной добычей. Множество церквей, монастырей и орденских домов красноречиво свидетельствовали о богатстве города. Мусульманские, иудейские, христианские купцы из стран Средиземного моря, из Германии и Англии, вопреки войнам и смутам, продолжали селиться здесь, открывали лавки, караван-сараи и конторы, строили роскошные жилые дома и привлекали множество небогатых земляков для менее престижных работ — слуг, мелких ремесленников, подёнщиков. Город всегда привлекал авантюристов, искателей счастья и темных личностей.
Со времён основания государств крестоносцев крупные купцы-мусульмане, всегда находившиеся под защитой тамплиеров, вели там торговлю наряду с могущественными купеческими домами Генуи, Пизы и Венеции. Они торговали драгоценными шёлковыми тканями, пряностями, безумно дорогими маслами и благовониями, рабами, слоновой костью, золотом. Постепенно забирая всю торговлю под свой контроль, эти купцы образовывали собственные кварталы. В одном только квартале венецианцев было две сотни складов. Вместе с конкурентами из Генуи и Пизы венецианцы владели южной частью города, прилегавшей к гавани. Небольшие кварталы англичан, немцев и французов находились преимущественно в северной части.
