Богдан Сушинский - Остров обреченных
Уже поздно вечером Бастианна пересказала то, что услышала от гонца, посланного ею в Сен-Дени, к родительскому дому Роя. Тот сообщал, что прошлой ночью в дом к спившемуся, болеющему отставному полковому лекарю д’Альби ворвались трое, которые заявили, что они из полиции, и потребовали сказать, где сейчас находится его сын. При этом они твердили, что Рой уличен в черной магии и противных Господу медицинских экспериментах и за это должен предстать перед судом инквизиции.
Маргрет сразу же поняла, что это и есть те люди, которые, независимо от того, кем они были на самом деле, посланы в Сен-Дени ее отцом. Что еще раз подтверждало то, о чем хорошо знали и в замке, и далеко за его пределами: герцог де Роберваль слов на ветер не бросает; каждую свою угрозу он непременно пытается воплотить в жуткую реальность. Единственное, что ее утешало, что шевалье д’Альби сказал этим людям, будто бы Рой отбыл в Гасконь, к родственникам своей матери, чтобы оттуда перебраться в Испанию.
Поверили наемники его словам или нет – это уже особого значения не имело. Главное, что отец не направил их в Гавр, а значит, у Роя д’Альби есть несколько дней, чтобы попытаться осуществить их общий план и наняться матросом на один из кораблей эскадры адмирала Роберта де Роберваля. А ведь если бы ему это удалось, тогда все не так уж плохо складывалось бы в этой ее мерзкой житейской ситуации, в положении изгнанницы.
Маргрет, конечно же, ни за что не согласилась бы уплывать к каким-то неведомым землям, через весь океан, а тем более – на судне, которым будет командовать ее дядя. Но так уж странно складывалась ее судьба. По какому-то роковому стечению обстоятельств она сама подготовила для себя эту ловушку… уже хотя бы тем, что предложила Рою наняться на какой-либо корабль эскадры адмирала де Роберваля. Ей-то и в сонном бреду не могло примерещиться, что она тоже окажется «матросом» адмиральского корабля. Да, еще сегодня утром… даже предположить… Но именно так все и произошло. Само провидение влечет ее в океан вслед за возлюбленным. Такое не может быть случайностью. Такое – нет. Это рок. Они сотворены друг для друга, и Господь, вмешиваясь в волю и деяния людей, ценой каких-то невероятных жертв и лишений самих возлюбленных все же дарует ей, Маргрет де Роберваль, возможность, которую до сего времени, очевидно, не даровал ни одной другой женщине: оставив замок, уйти в океан вместе с человеком, с которым тайно обручена.
И если это так, если все исходит от Господа, а не от сатаны, значит, ни епископ, ни отец с матерью не правы! Господу угодно, чтобы они – Маргрет и Рой – были вместе!
Если бы она точно знала, где именно Рой д’Альби пребывает в Гавре и на какой корабль нанимается, то, конечно же, нашла бы способ убежать, прежде чем ее доставят в порт. Она сумела бы вырваться из-под опеки стражников то ли по пути в Гавр, то ли в самом городе. Но зачем все так усложнять? Она не может раскрывать инкогнито Роя. Адмирал не должен заподозрить, что «нищий студент» оказался в команде его эскадры. И потом… каково же будет удивление Роя, когда он узнает, что его герцогиня тоже плывет в Канаду. И если к тому же удастся попасть на одно и то же судно. Во всяком случае там, в Канаде, они смогут наняться на какую-либо службу, построить себе дом… Конечно же, они долго и смертельно будут тосковать по Франции, по Парижу. Но ведь, в конце концов, они с Роем окажутся там не одни. Таких, как они, аристократов, коим выпало сотворить Новую Францию на далеких канадских берегах, окажется сотни. Что же касается ее и Роя д’Альби, то когда-нибудь они обязательно вернутся во Францию… счастливыми и состоятельными.
* * *Тройной стук в дверь. Это опять Бастианна. Когда ей исполнится пятьдесят, они уже целую неделю будут в море. Несмотря на столь почтенный возраст, выглядит эта, некогда жгучая брюнетка, все еще довольно молодо и даже смазливо; седина ее еще только несмело пробивается сквозь коротко, по-мужски стриженые волосы, а фигура сохранилась настолько, что на улицах Парижа мужчины порой ускоряли шаг, стремясь поскорее поравняться с ней, наивно полагая увидеть, если уж не девушку, то, по крайней мере, женщину лет тридцати.
– Я узнала: кучером у нас будет Клод – отставной бомбардир, вместе с которым ты чуть было не перестреляла половину наших слуг.
– Отставной бомбардир?! – грустно обрадовалось Маргрет. – Это хорошо. Кажется, ему можно доверять. В Гавре мы попытаемся задержать его при себе, пусть поищет Роя д’Альби.
– Так он в Гавре? – подбоченясь, передернула плечами непомерно грудастая Бастианна.
– Где же еще?!
– И ты молчала?
– Но я вынуждена была скрывать это от всех, и от тебя – тоже.
– Я давно знала, что женщины, когда они влюбляются, хоть немножко, но все же мудреют. А вот у мужчин все наоборот, они… Э, да ты, никак, плачешь? – прервала она себя на полуслове.
– Мне страшно, Бастианна. Море, корабль, сотни полупьяных матросов, пираты…
– О да, особенно пираты… – беззаботно рассмеялась Бастианна. – Хотелось бы мне увидеть их в морском сражении.
– Кого? – не поняла Маргрет. – Наших моряков?
– Почему моряков? Пиратов, конечно же!
Маргрет умолкает, промокает платочком слезы и почти с ужасом смотрит на гувернантку.
– Послушай, тебя что, совершенно не огорчает, что нам придется покинуть Париж, выйти в океан и плыть к какому-то далекому неведомому острову?
– А почему меня это должно огорчать? Париж мне давно осточертел. Как и ваш замок, вы уж простите меня, герцогиня. – Они всегда обращались друг к дружке то на «ты», то на «вы», в зависимости от настроения.
– Но такого не может быть.
– А я тебе говорю: совсем не огорчает! – еще более решительно раскачивает свое туловище Бастианна, по-прежнему пытаясь разговаривать с Маргрет так, как привыкла разговаривать с ней, когда та еще была девчонкой. Каждое слово произносит полушутя-полуигриво, словно бы поддразнивая свою воспитанницу и приглашая порезвиться-позабавиться.
– Вдруг мы пристанем к какому-то дикому острову. И нам придется жить там, как туземцам или как в тюрьме.
– «Как на острове» и «как в тюрьме» у меня прошла большая часть жизни, проведенной в замке де Робервалей, герцогиня. Здесь вам и остров, и тюрьма, и всякая, какая только возможна, дикость. Вплоть до туземцев.
– Ну, я-то подобным образом рассуждать не могу.
– Вы – нет. Это я буду так рассуждать. И потом, стоит ли пугать морем и островом меня, корсиканку, все предки которой выросли на острове, у самой кромки моря? Это, наверное, из-за меня ты окажешься в океане. Это моя судьба: кончить дни свои на каком-то из необитаемых островов и быть повешенной на одной рее с пиратами.
