Морис Леблан - Графиня Калиостро

Теперь Рауль понял, какую игру ведет Боманьян. Английское судно — это выдумка. На самом деле есть две лодки, одна из них, с пробитым днищем, выйдя в открытое море, тотчас же пойдет ко дну, и графиня Калиостро исчезнет без следа. Какое коварство!

Все присутствующие молчали, Боманьян посчитал это знаком согласия с его планом, он мог действовать так, как считал нужным, опираясь на помощь барона д'Этига и Бенто.

Приговор был вынесен, приближался час казни. Присутствующие поднялись и стали расходиться в полном молчании. У них был такой вид, словно они побывали на домашней вечеринке, где болтали о всяких пустяках. Через несколько мгновений зал опустел. Остались только Боманьян, Годфруа д'Этиг и его кузен.

Итак, судьба несчастной женщины была целиком во власти фанатика, чей коварный характер и изобретательный ум подчинялись сердцу, израненному любовью и ревностью. Но и для этого страшного человека, казалось, еще не все было окончательно решено. В нем еще не угасли угрызения совести, он испытывал страх перед тем, чему предстояло свершиться по его приказу. Стоя на пороге зала, он пристально смотрел на женщину, которую обрек на смерть. С белым, как у мертвеца, лицом, которое подергивалось в нервном тике, нахмурив брови и судорожно сцепив руки, он по-прежнему хотел выглядеть хотя бы в собственных глазах благородным романтическим героем.

Боманьян положил руку на плечо барона Годфруа, но тут же убрал ее, отрывисто бросив:

— Смотрите за ней в оба. И без глупостей, иначе…

Все это время графиня Калиостро сидела не шелохнувшись, со спокойным и задумчивым выражением, весьма мало соответствующим обстановке.

«Конечно, она не подозревает о грозящей опасности, — подумал Рауль. — Она считает, что впереди у нее заточение в клинике для душевнобольных, и эта перспектива ее нисколько не пугает».

Прошел ровно час с начала судилища. Зал заполнили сумерки. Молодая женщина уже дважды поглядывала на часы. Она попыталась завязать беседу с Бенто, и ее лицо стало необыкновенно милым, а в голосе зазвучали волнующие ласковые нотки. Бенто пробурчал что-то раздраженно и угрюмо и больше рта не открывал.

Прошло еще полчаса. Женщина посмотрела на приоткрытую дверь. Несомненно, у нее мелькнула мысль о побеге, и все ее тело напряглось, готовясь к прыжку.

Рауль, со своей стороны, искал способ помочь ей. Будь у него револьвер, он одним выстрелом уложил бы Бенто. Спрыгнуть прямо в зал? Увы, отверстие окна было слишком узким…

Почувствовав состояние узницы, Бенто положил револьвер на край стола и мрачно произнес:

— Одно лишнее движение — и я выстрелю, клянусь Богом.

Он производил впечатление человека, привыкшего исполнять клятвы. Женщина сидела не шевелясь. У Рауля перехватило дыхание и защемило сердце, но он был лишен возможности вмешаться.

Часов в семь вернулся Годфруа д'Этиг. Он зажег лампу, сказал Оскару де Бенто:

— Принеси из сарая носилки, потом пойди поужинай.

Оставшись наедине с графиней, Годфруа, как показалось Раулю, хотел что-то сказать, на лице его читалось какое-то колебание. Но он ничего не сказал, ничего не сделал, если не считать торопливой фразы:

— Молитесь, сударыня!

Она повторила, как бы не понимая:

— Молиться? Почему вы даете мне этот совет?

Барон сказал едва слышно:

— Делайте, что хотите, но мой долг — предупредить вас.

— Предупредить меня? О чем? — удивилась и слегка забеспокоилась она.

— Настал час молить Бога отпустить наши грехи… — прошептал он. — Никто не знает, не предстоит ли ему отойти в мир иной ближайшей ночью.

Она вздрогнула от страшной догадки, ее руки лихорадочно затрепетали.

— Умереть? Но ведь об этом и речи не было. Боманьян говорил о клинике для душевнобольных.

Он не отвечал. Несчастная через силу вымолвила:

— О, Боже мой, Боманьян обманул меня. Они решили утопить меня в море… Ночью… Какой ужас! Этого не может быть! Они хотят убить меня, помогите!

Годфруа д'Этиг принес большой плед, с грубой бесчувственностью накрыл им голову молодой женщины, рукою зажал ей рот. Крики смолкли.

Вернулся Бенто. Вдвоем они уложили ее на носилки и крепко привязали к ним.

Дело было лишь за железной цепью и приготовленным для сего случая камнем…

Глава IV

В ТОНУЩЕЙ ЛОДКЕ

— Неплохо бы хлебнуть немного рому, — проворчал Оскар де Бенто. — В такие минуты трезвая голова совсем ни к чему.

— Не то время: нам потребуется все наше внимание, — возразил барон.

— Веселенькое дельце, ничего не скажешь!

— Предупредили бы Боманьяна, он бы отказался от твоих услуг.

— Что ты, об этом не могло быть и речи!

— Тогда выполняй, что сказано.

Прошло еще несколько минут. В замке воцарилось безмолвие. В полной тишине спали и окрестные поля.

Бенто подошел к пленнице, прислушался:

— Она не стонет, не жалуется. Что за женщина! — И добавил с боязливостью в голосе: — Ты веришь в то, что о ней говорили?

— Во что именно?

— Ну, в то, что ей сто лет, во все эти давние события…

— Чушь!

— Но Боманьян верит.

— Да почем ты знаешь, во что верит Боманьян?!

— И все-таки согласись, Годфруа, во всей этой истории есть что-то странное. Мне и вправду кажется, будто она родилась давным-давно.

— Все может быть, — глухо отозвался д'Этиг. — Читая бумаги, я и сам все время испытывал такое ощущение, будто она жила еще в прошлом веке.

— Значит, ты тоже в это веришь?

— Хватит, Оскар! Довольно и того, что мы втянуты в такое дело. Но клянусь тебе, если бы я мог отказаться, не теряя чести, никогда не стал бы участвовать, вот только… — голос его прервался.

Годфруа не хотелось говорить о том, что больше всего его волновало и тревожило. А Бенто не унимался:

— И я, клянусь, тоже с превеликим удовольствием удрал бы… Зачем рисковать? Знаешь, мне не дает покоя мысль, что нас провели, как детей. Вот что я тебе скажу: Боманьян играет нами, как марионетками. Всю эту историю он затеял только для своей пользы. Случись что — он в стороне, и как бы дело ни обернулось, он в выигрыше.

— Замолчи, она же все слышит! — злобно зашипел на него Годфруа.

— Велика важность, — отвечал тот. — Сейчас ей уже все равно.

Оба замолчали. Часы на колокольне пробили десять. Барон д'Этиг стукнул кулаком по столу так, что стоявшая на нем лампа подпрыгнула:

— Будь оно все проклято! Ах, Боманьян, Боманьян… Пора, надо идти.

— Мы все должны сделать сами? — шепотом спросил Бенто.

— Другие вызвались нас сопровождать, но я сказал, чтобы ждали на вершине утеса. Пусть продолжают верить в английский корабль.

— А по мне, веселее плыть в компании.

— Молчи. Приказ есть приказ. Другие могут проболтаться. Чем меньше людей знают, тем надежнее.