Станислав Рем - Двадцатое июля
— Не знаю. Нам приказали.
Очередной контакт трубы с горлом.
— Он двойник Гитлера! — не выдержав пытки, прохрипел гестаповец.
Труба мгновенно отстранилась. Мейзингер начал торопливо, со свистом, втягивать в себя живительный воздух.
Мужчина ненадолго задумался, а потом, видимо, сделав какие-то выводы, по-прежнему тихо произнес:
— Где ваши документы?
— Во внутреннем кармане.
Незнакомец перехватил трубу в другую руку, слегка при этом охнув. «Да он ранен», — догадался Мейзингер. Ну что ж, раз у него есть больное место, мы на него и надавим.
Рука мужчины проникла во внутренний карман пиджака гестаповца, нащупала корочку картона, вытащила ее наружу. Мейзингер приготовился. Для ознакомления с текстом удостоверения незнакомцу придется повернуться так, чтобы тусклый лунный свет упал на бумагу. А значит, ослабить нажим на шею. Тогда и настанет долгожданный момент: нужно будет изловчиться и сильно ударить его ногой по больной руке. Или по плечу. И тут же заорать. Что есть мочи. Так, чтобы услышали свои.
Как и рассчитал Мейзингер, похититель, не в силах разобрать в темноте ни одной буквы, слегка отвернулся от него. Следователь тут же поджал ноги под себя и приготовился резко выбросить их и опустить на раненое плечо незнакомца. Однако сделать этого не успел. Откуда-то сверху неожиданно свалилась странная тень, которая оттолкнула незнакомца так, что тот упал, а сама с силой нажала на трубу. Металл впился в горло еще больнее, чем прежде. Тело гестаповца несколько раз дернулось и испустило душу Богу. Без поминальной молитвы, без родных и друзей. В кругу врагов и в куче мусора.
Упавший с трудом поднялся и схватил незваного гостя за плечо:
— Что вы натворили? Это же…
— А что вы хотели, господин Штольц? — шепотом спросил Бургдорф. — Чтобы он сдал вас гестапо? И не шумите. Нам сейчас шум ни к чему.
— Господин Бургдорф?! — Журналист был ошеломлен.
— Собственной персоной. И премного вам благодарен за мое спасение. Если б не вы, лежать бы мне вон под тем монстром, — корректор мотнул головой в сторону обгоревшего танка, — г- всю ночь. А может, и сутки кряду.
За время своего короткого монолога Бургдорф успел обыскать карманы убитого гестаповца, найти флягу, отвинтить крышку и припасть к горлышку. Пил он долго. Поглощая воду большими жадными глотками.
Дождавшись, когда тот наконец напьется, Штольц тихо признался:
— Это они по моей милости к вам нагрянули. — Бургдорф посмотрел на него с удивлением. — Вашего гонца выследили, — пояснил журналист. — Уж не знаю, чем он насолил гестапо, но за ним, похоже, велось наблюдение. Ко мне потом приходил сам Мюллер. И спрашивал именно об этом русском. Промолчать или соврать я не мог: он грозился прямо при мне убить мою соседку. А она ждет ребенка. Простите.
Бургдорф сделал еще пару глотков и вытер рот ладонью.
— Какого же дьявола вы сюда притащились?
Штольц потрогал плечо. Пальцы моментально стали липкими. Рана продолжала кровоточить.
— Вы просили о помощи.
— Я гляжу, вам самому помощь нужна. Насколько понимаю, теперь нас ищут обоих.
— Нет. Только вас. Обо мне думают, что я сгорел.
— Вот как?.. Что ж, в таком случае нам действительно немножко везет. Среди ваших знакомых, в отличие от моих, нас вряд ли будут искать. У вас, кстати, есть какие-нибудь соображения относительного моего исчезновения из города?
— Двое моих знакомых, проживающих в Берлине, смогут помочь. Я так думаю. Точнее, надеюсь.
— Среди них есть доктор?
— Нет. Но есть ветеринар. Я у него лечил собаку.
Бургдорф тихо рассмеялся:
— Не обращайте внимания. Банальная истерика. Скоро пройдет. Однако не будем терять время. Идемте к вашему живодеру. До рассвета мы должны где-то спрятаться. Если не у него, то в другом месте. В противном случае окажемся в живодерне папаши-Мюллера.
* * *Прошедшая ночь превратилась для Геббельса в один сплошной кошмарный сон. Ему снилось, будто люди Гиммлера вскрыли в его кабинете сейф и извлекли оттуда серый конверт. Снилось, будто «Фермер», протянув руку, берет пакет. Вскрывает его. И, постоянно поправляя пенсне, с трудом разбирая каждую фразу, читает написанное. А он, Геббельс, единственный и верный последователь дела Адольфа Гитлера, сидцт, привязанный к своему же креслу, и с ужасом слушает текст собственного послания фюреру. За спиной у него стоят два автоматчика с приготовленным к расстрелу оружием.
Министр в то утро проснулся не как обычно, в половине шестого, а на час раньше. В холодном поту.
Теперь тот самый серый конверт лежал перед ним на столе.
В окно били первые лучи солнца. Пять часов утра. На столе чашка с чаем, рядом на тарелочке несколько сладких сухариков — завтрак. Впрочем, министру пропаганды было не до него.
Помощнику Геббельс строго-настрого приказал никого не впускать без его разрешения. Ему необходимо было побыть одному. Для того, чтобы спокойно вскрыть конверт и ликвидировать его содержимое. Геббельс развернул лист и прочитал первую фразу:
«Мой фюрер.
Развитие войны в последние месяцы, присутствие врага как на востоке, так и на западе наших границ, заставляют меня изложить перед вами мысли относительно военной политики рейха. При этом я как человек невоенный оставляю без рассмотрения дальнейшее течение военных операций, как бы оно ни сложилось. Судить об этом не входит в сферу моей деятельности. К тому же я не владею необходимыми данными, которые позволили бы мне прийти к правильным выводам. Поэтому я могу только констатировать факт, что события первой половины лета 1944 года значительно поколебали паши надежды. На востоке мы не смогли удержать фронт на той линии, которая считалась возможной На западе не смогли отразить вторжение англичан и американцев. Напротив, оккупированные нами ранее западные территории, являвшиеся предпосылкой наших операций на востоке, утеряны нами за небольшим исключением. Ия знаю причины, которые привели к этим тяжелым военным поражениям. Они зависят не столько от материальных условий, сколько от действий некоторых лиц…»
Последнюю фразу Геббельс так скользко написал специально. Если фюрер, прочитав его письмо, заинтересовался бы теми лицами, о которых он упомянул, то тогда можно было бы прижать всех подозреваемых. И в первую очередь министра иностранных дел Риббентропа, который с начала войны перенял на себя с согласия Гитлера часть полномочий Геббельса. Вторым в списке шел Геринг. Провалы в операциях по защите воздушного пространства рейха с каждым днем становились все более наглядными. Самолеты союзников господствовали в небе, в то время как рейхсмаршал уверял фюрера, будто его час еще не пробил. Если бы Ади не обратил внимания на предыдущую фразу, то дальнейший текст его точно должен был заинтересовать.
