Ксавье Монтепен - Рауль, или Искатель приключений. Книга 1
Однако по одному из тех странных контрастов, которые так любит прихотливый случай, эта прелестная комната служила местом пытки, даже почти агонии!.. Эта кокетливая кровать, это душистое и сладостное ложе, которые как будто призывали любовь и улыбались наслаждениям, были кроватью страдания, ложем боли.
Молодая женщина беспокойно металась на голландской простыне в ужасных страданиях. Ее длинные волосы, черные, как смоль, составляли резкую противоположность с ослепительной белизной груди и плеч. Время от времени сильный трепет пробегал по телу этой женщины. Тогда она схватывала обеими руками одеяло, кусала его зубами с судорожной силой, чтобы заглушить свои крики. Однако ее усилия были напрасны: заглушаемые стоны, которые мы уже слышали, опять начали раздаваться.
Клодион поспешно подошла к постели, осмотрела молодую женщину и сказала ей голосом, который постаралась сделать нежным и ласковым:
— Не теряйте мужества: вам осталось страдать несколько минут, сейчас все пойдет прекрасно.
XXVI. Можирон
Минута спокойствия сменила ужасный кризис, измучивший молодую женщину. Можирон воспользовался этими несколькими секундами отдыха. Он взял Клодион за руку и увлек в амбразуру окна.
— Ну, что? — спросил он шепотом. — Что вы думаете?
— Я надеюсь.
— Вполне? — прошептал граф с живостью и радостью.
— Да.
— За мать или за ребенка?
— За обоих: мать молода и здорова, все кончится благополучно.
Эти слова так обрадовали графа, что он даже взял старуху за руку и пожал ее.
— О! — прошептал он, — сделайте то, что вы обещали мне. Спасите обоих, и моя признательность к вам будет безгранична; я сумею доказать вам ее.
Улыбка алчности раскрыла поблекшие губы Клодион. Она покачала головой два или три раза и хотела отвечать, но новый стон молодой женщины прервал разговор. Клодион хотела подойти к постели, но граф остановил ее.
— Еще одно слово, — шепнул он ей на ухо.
— Что?
— Видите вы эту дверь?..
Он указал на широкую позолоченную дверь с левой стороны комнаты, запертую только небольшой задвижкой, которая не могла устоять от крепкого натиска.
— Вижу… — отвечала старуха.
— Там — опасность.
— Как?
— За этой дверью спит один человек.
Старуха вздрогнула.
— Какой человек? — спросила она с ужасом.
— Муж.
— А!
— Неосторожный крик, малейший шум могут разбудить его… Он войдет… и тогда может произойти ужасная кровавая сцена, потому что кто-нибудь из нас, он или я, не выйдет отсюда живой.
И как будто желая придать новую силу произнесенным словам, граф вынул из ножен шпагу и положил ее на кресло возле своих заряженных пистолетов.
— Боже мой! Боже мой! — лепетала Клодион, испуг которой увеличивался. — Боже мой!.. как же быть?
— Удвойте предосторожности, действуйте так быстро, как только можно, в особенности заглушите крики ребенка.
— Я ручаюсь за себя, — отвечала Клодион. — Но эта дама?
— Будьте спокойны, эта дама знает опасность, она будет мужественна и, хоть бы ей пришлось умереть, не закричит.
Молодая женщина, в самом деле, изгибалась на своем ложе, как змея, но не кричала. Она даже успела с героическим усилием удержать свои стоны.
— Вот! — прошептала старуха, — минута настала!
Оставим Клодион заниматься опасным делом и объясним в нескольких словах положение двух новых особ, которых мы вывели на сцену. История эта очень проста, следовательно, будет коротка.
Анри де Можирон, отличавшийся прекрасной наружностью, был знатен, очень богат и пользовался в целой провинции самой дурной репутацией. Стоило только произнести его имя, чтобы тотчас поднять целый ураган обвинений. Со всех сторон говорили, что у него было испорченное сердце и погибшая душа, что он был страшный игрок, бешен до безумия, пьяница более, нежели тамплиеры вакхической памяти, и сладострастен, как сатир. Из-за одного взгляда, а иногда даже вовсе из ничего, он вызывал на дуэль и убивал своего противника в какие-нибудь четыре минуты. Он обожал скандалы и как будто гордился своими пороками, похваляясь своими дурными поступками. Он обольщал девушек, чтобы сделать их орудиями своих удовольствий, вербовал юношей, чтобы сделать их соучастниками своих оргий. Словом, повторяем, все осуждали его, но и все его боялись, как огня.
Таков был граф Анри де Можирон. Однако в один прекрасный день все это совершенно изменилось. Граф вдруг бросил своих любовниц, приятелей, льстецов; перестал удивлять Тулузу своими сумасбродными подвигами и стал вести такую праведную жизнь, что самый строгий судья не мог бы сделать ему ни малейшего упрека.
Откуда же происходила эта внезапная и неожиданная перемена? Никто не угадывал. Любопытные не знали, чему приписать ее. Мы же, по авторской привилегии, скажем, что любовь, эта всемогущая владычица, в первый раз овладела сердцем Анри, которого своим единственным присутствием возродила и очистила. Граф де Можирон любил, любил целомудренной и глубокой страстью молодую девушку, достойную внушить подобную любовь.
Анриэтта де Лансак, так звали эту молодую девушку, принадлежала к такой же знатной и богатой фамилии, как и граф. Анриэтта разделила всей душой внушенную ей любовь. Будущность этих молодых людей как будто была начертана заранее. Не должны ли они были найти в союзе, приличном во всех отношениях, почти верное счастье? Но есть ли на свете такие родители, которые более или менее не имели бы притязаний располагать жизнью своих детей и устраивать их будущность по своему усмотрению. Родители Анриэтты походили на всех. Граф де Можирон официально предложил руку молодой девушке, но его дурная репутация опередила его! Родители Анриэтты не подумали, что сумасбродства в молодости были залогом безопасности для зрелого возраста. Они забыли, что из кутил почти всегда выходят превосходные мужья, и, наконец, не обратили никакого внимания на любовь Анриэтты, любовь, которая говорила красноречивыми слезами и немым отчаянием. Графу де Можирону отказали, но, опасаясь его бешеного характера, решились поставить между ним и Анриэттой непреодолимую преграду. Молодую девушку выдали замуж за маркиза де Рокверда, знатного и благородного человека, но его шестьдесят лет и снежная седина составляли странный контраст с восемнадцатью годами и черными волосами Анриэтты.
Несчастная девушка знала, что не имеет никакой возможности сопротивляться непреклонной воле отца. Она покорилась, даже постаралась скрыть свои слезы и поклялась себе быть безукоризненной супругой.
Граф де Можирон, приведенный в отчаяние, хотел постараться, если не забыться, то по крайней мере рассеяться. Он предался очертя голову самому грязному разврату, возобновил все разорванные связи, сделал из своего замка притон картежников и женщин легкого поведения. День и ночь непристойные песни и пьянство раздавались там, где Анри мечтал наслаждаться чистой и взаимной любовью.
