Понсон дю Террайль - Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа
Через две недели после этого в десять часов утра во двор отеля Мерис, где обыкновенно останавливаются знатные иностранцы, въехала почтовая карета, в которой сидел молодой человек с черными, как смоль, волосами и бородой и с лицом цвета меди.
Это был маркиз дон Иниго де Лос-Монтес, или попросту Рокамболь.
Поселившись в отеле, он потребовал к себе управляющего и, расспросив у него, где живет граф де Кергац, к которому у него были рекомендательные письма, написал Арману де Кергацу вежливое письмо, прося его дозволения приехать к нему.
Через час после этого от графа Армана де Кергаца была прислана к мнимому бразильскому маркизу карета, в которой приехал виконт Андреа и от имени своего брата просил маркиза пожаловать к графу.
Когда они сели в карету и поехали, то Андреа нагнулся и шепнул на ухо бразильцу:
– Едем, волчонок, я ввожу тебя в овчарню.
– У меня, право, хорошие зубы! – ответил мнимый маркиз, улыбаясь и показывая свои острые и белые зубы!
Граф Арман и его жена уже решили переехать на дачу в Шату, когда они получили письмо от маркиза Иниго, и это обстоятельство чуть было не расстроило все планы виконта Андреа, которого они сперва предполагали оставить в Париже для того, чтобы избавить этого великого человека от тех мучений, которые он испытывал в присутствии Жанны.
Когда карета, в которой ехали виконт Андреа и новый бразильский маркиз, стала подъезжать к отелю, где жил де Кергац, то сэр Вильямс счел своим долгом приказать бразильцу начать ухаживать за Жанной де Кергац.
– Да вы очумели, дядя, – заметил Рокамболь.
– Нисколько.
– Да вы тронулись мозгами.
– В чем?
– Да во всем.
– Дурак, настоящий дурак!
– Однако!
– Олух, неужели ты не можешь понять, что если ты будешь ухаживать за ней, то я могу поссориться с тобой.
– Что?
– То, что устроится дуэль.
– Но, дядя…
– Ив глазах Жанны я буду ее спасителем, преданным братом, спасающим честь своего брата.
– Ну… а… он?
– Кто?
– Арман!
– Он узнает про это позднее, когда будет стоять против тебя со шпагой в руке… Понимаешь теперь?
Вы просто гений!
Молчи и прими праздничный вид.
– А Баккара не узнает меня?
– Никогда, ты теперь просто неузнаваем; да я теперь мало боюсь ее.
– Это почему?
– Потому что она уверена, что я сделался святым человеком.
– Вы убеждены в этом?
– Да.
– Ну, это хорошо.
– Мы подъезжаем… тесс!..
– Ладно! Я теперь снова маркиз… не бойтесь за меня, дядя.
И оба негодяя опять приняли серьезный и несколько сдержанный вид таких людей, которые час тому назад не знали друг друга.
Но мы не должны также терять из виду Баккара и ее молодого друга.
А потому нам необходимо вернуться назад.
Через два дня после так называемого ван-гоповского дела отель в улице Монсей опустел… Баккара снова переехала в свой дом в улицу Бюсси.
Мы находим ее, накануне этого переезда, сидящей вместе с графом Артовым в библиотеке ее монсейского отеля.
– Итак, вы убеждены теперь, что Андреа низкий негодяй? – спросила Баккара.
– Да, но зачем я не убил его в тот день, когда я целился в него, – ответил ей граф Артов.
– Тогда, – заметила молодая женщина, – мы, вероятно, избежали бы многих несчастий.
– Как, вы предполагаете, что он не оставил своих подлых замыслов?
– Никогда!.. Я в этом больше чем убеждена и уверена, что раньше всех он отомстит своему брату… а потом.»
– Потом?
– Мне, – ответила холодно и спокойно Баккара.
– О! – вскричал граф, вздрогнув. – Если только он осмелится коснуться вас, то я изрублю его на мелкие куски.
Баккара протянула ему руку и сказала:
– Вы благородный молодой человек.
– О! – прошептал граф восторженным голосом. – Это оттого, что я люблю вас…
– Тсс! – проговорила она, ударив его слегка своею прелестною ручкой по плечу. – Вы заставите меня побранить вас, мое милое дитя…
И, сказав это, она улыбнулась ему несколько грустно, но искренне и дружественно.
Но, – заметил вдруг граф, – уверены ли вы, что сэр Вильямс убежден, что вы не узнали его?
– В этом теперь я еще не могу уверять, вас, – сказала Баккара, – но это будет так через час.
– Это почему?
– Сэр Вильямс будет здесь.
– Здесь?
– Да, через час.
– Но может ли быть и зачем?
Баккара отворила ящик и вынула оттуда письмо, которое она показала графу, сказав:
– Прочтите!..
В этом письме сэр Вильямс просил молодую женщину позволить ему приехать к ней в этот день в два часа.
– Это наглость, – прошептал граф Артов.
– Он придет, – сказала Баккара, – для того, чтобы убедиться вполне, что я не подозреваю его.
– Вы думаете?
– Я уверена в этом.
В это время раздался звонок.
– Это он, – сказала Баккара, – спрячьтесь вот за этой дверью, о существовании которой никто не знает, и наблюдайте, что произойдет здесь.
Лишь только граф успел спрятаться, как возвестили о виконте Андреа.
Сэр Вильямс, желая вывести начистоту Баккара, сознался ей в своей любви к Жанне де Кергац, а Баккара в свою очередь рассыпалась перед ним в уверениях, что она теперь сама убедилась, что без его помощи им бы никогда не удалось открыть главу червонных валетов, и в доказательство своего доверия к нему она подарила ему только что привезенный для нее из Америки револьвер. Сэр Вильямс окончательно поверил Баккара, в особенности, когда она согласилась действовать с ним заодно, для открытия остальных членов этого преступного общества.
Прощаясь с ней, сэр Вильямс с жаром пожал руку молодой женщине и ушел, вполне убежденный в Том, что Баккара не признала его.
Молодая женщина подождала, когда шум его шагов совершенно затих, и потом отперла дверь, за которой находился граф Артов.
– Ну, – заметила Баккара, – думаете ли вы и теперь, что он раскаялся?
– А вы? Я чувствую себя положительно неспособным проникать в подобные тайны.
– Ну, а меня вы считаете способной на это?
– Да, – ответил с убеждением граф.
– Ну, так помните же, что виконт Андреа – негодяй!.. Он ушел от меня, предполагая, что ему больше нечего бояться меня, а я, наконец, убедилась, что обманула его и что уже недалеко то время, когда мы схватим его и принудим сознаться в своей подлости.
– Вы гениальная женщина, но…
– Но?..
– Зачем вы доверяете ему надзор за виконтом де Камбольхом, если вы уверены, что это он его начальник.
– Для того, чтобы заручиться его доверием.
– И?
– Потому, что у меня сложилось то убеждение, что только один его сообщник и может при случае разоблачить его козни.
– Так если виконт де Камбольх выздоровеет от раны, ему опять позволят начать его подвиги.