Вера Космолинская - Смех баньши
Он повелительно протянул руку, и народ в том месте почтительно расступился, по рядам пробежал легкий приглушенный шепоток.
— Приблизься, дочь моя, — сказал Мерлин. И Антея в плаще цвета спокойного озера, в водах которого отразилось июльское небо — озерная леди Нимье, с высоко поднятой головой, увенчанной короной бронзовых кос, двинулась по проходу, неся в руках длинный матерчатый сверток. Все, конечно, всё поняли. По толпе как круги по воде побежала рябь и взволнованное журчание.
Антея невозмутимо вынырнула из людского омута и остановилась рядом с Мерлином. Омут все еще колыхался и дрожал.
— И ты, принцесса, — сказал Мерлин.
Линор, стоявшая в первых рядах, шагнула вперед. В противовес Антее, она больше напоминала дух огня — саламандру, из-за сочетания зелени и багрянца в наряде и сияющих золотом волос, собранных сзади в замысловатое плетенье, напоминающее кельтскую вязь, оставшиеся свободными пряди лежали вокруг ее лица как нимб.
Антея удерживала сверток, а Линор принялась разматывать темную ткань. Наконец из-под ее рук словно вырвался огонек — на солнце блеснула золотая рукоять Экскалибура, спрятанного пока в ножнах.
Все одновременно вздохнули и опять затихли. Линор отступила и встала за плечом отца. Теперь все посмотрели на меня.
Не торопясь, я подошел к Антее. Она едва заметно улыбалась. Все так же в полном молчании, я положил ладонь на усаженную драконьими головами рукоять и потянул клинок из ножен, сначала медленно — до середины, а потом — одним рывком, как когда-то, не так давно — из алтаря Гофаннона. И легкий скрежет меча потонул в неистовом, восторженном, многоголосом реве. Нет, по нынешним временам, мечи так быстро не отковываются!
Я посмотрел на Константина Корнуэльского и увидел в его глазах ужас, с которым он не отрываясь смотрел на Мерлина. На его лице отражалось буквально раздавившее его понимание: ведь если это Мерлин, то обломок меча в его руках мог быть всего лишь наваждением-ловушкой, лукавым испытанием, и он с готовностью попался! И зависит теперь лишь от милости того, кого желал погубить. Заметив мой взгляд, он попытался его выдержать, но не выдержал и мгновения и опустил голову, а потом опустился на колени. Его примеру последовали почти все, кроме тех, что сражались сегодня за меня — им я просто запретил это делать. А другие, по привычке, меня не послушали.
Только намного позже я заметил, что мраморная рука из фонтана пропала. Новая вода, впущенная в него, оказалась слишком жесткой, и как раз в момент торжественного появления целого Экскалибура трещины в каком-то месте не выдержали напряжения, и рука с тихим плеском канула на дно. Вряд ли некоторые из нас вообще бы это заметили, если бы потом не пошли всякие бредни о том, что не Антея, а именно эта рука явилась из воды с мечом, а потом исчезла.
Легенды узурпируют славу, знаете ли.
Вот так все неугодные суеверия были на какое-то время подавлены. Разумеется, всем выжившим побежденным было даровано прощение. Кроме Маэгона, который, пока все ликовали, правильно оценил ситуацию и умчался куда-то в неизвестном направлении — вероятно, к черту на куличики.
А Пеллинор, к слову сказать, не скончался. Его всего лишь скрутил какой-то истерический припадок, может быть и вызванный моим не совсем адекватным поведением в ответ на его уловки и, как следствие, его собственным нервным перенапряжением, что, как выяснилось, сопровождалось еще и галлюцинациями: ему померещилось, что он узрел, как мир вокруг исчез в огненной вспышке, а в самое сердце его поразила молния. Все это привело его к мысли, что подобным образом боги известили его, что он в корне не прав в своих позициях по отношению ко мне, и к глубокому и основательному их пересмотру. В итоге, в моей коллекции появилась в его лице еще одна преданная адская гончая, особенно, когда он узнал, что потрошить его в замену себе я отнюдь не собираюсь. Вообще, потрошить кого-либо из благочестивых побуждений я запретил, разве что со штрафом в размере «платы за кровь» за каждую выявленную жертву, в пользу государства, а в случае рецидива — под страхом смерти. (Первое, наверное, было даже более угнетающим. Однако Антея, наш специалист по экономике, была весьма довольна.) Христиане с Блэсом во главе крикнули: «гип-гип-ура!», но намекнули, что меры могли быть и построже. Впрочем, начало положено. Христианам было предложено приналечь на благое дело народного просвещения.
Итак, все довольны, и праздники опять-таки продолжаются — как это ни печально…
В замке у нас нашелся еще один повод для веселья. Кей по хозяйственным соображениям поспешил вперед, а когда мы его догнали, он носился по замку с мечом в руке и ревел как голодный лев, изрыгая проклятия и обещая разорвать на части первого из «подлых рабов», что ему попадется. Все слуги, понятное дело, попрятались и не высовывались, подальше от греха. Только при нашем шумном вторжении откуда-то из-под лестницы летучей мышью выскочил перепуганный Огам в сопровождении еще пятерых храбрецов в качестве поддержки: двух женщин — посудомойки и поломойки, двух мужчин — факельщика и меняльщика тростника и мальчика с кухни, и все они гуртом попадали мне в ноги. Произошло это так неожиданно, что вокруг завизжали было выдергиваемые из ножен мечи. Однако так как «нападающие» не проявляли других признаков жизни, кроме как завывали и тряслись, превратившись в кучки тряпья на полу, трогать их, конечно, не стали.
— Ах вот вы где, сволочи! — рявкнул Кей и угрожающе пошел к ним.
— Что случилось? — вопросил я, поднимая руку, чтобы задержать разъяренного Кея.
Огам, воспользовавшись случаем, мертвой хваткой вцепился в мои пропыленные сапоги. Я покачнулся, но решил пока не падать.
— Видел бы ты, что творится в пиршественном зале! — рыкнул Кей.
Огам тихонько взвыл:
— Мы не виноваты! О прекрасный король, божественный луч света в жестоком мраке! Прости и защити нас! Нам приказали под страхом лютой смерти и вечного проклятия!
— Бывает, — сказал я. — Кто приказал?
— Друид Маэгон, жрец великий и ужасный, внушающий трепет!.. Да варится он в котле перерождения вечно и не возвращается на землю! Он пригрозил, что псы Аннона будут вечно глодать наши кости!
— Очень на него похоже, — согласился я. — Тут люди и посолиднее пошли у него на поводу. Так что же случилось?
Огам опять принялся подвывать, хор сподвижников ему подпевал, а Кей бранился. В конце концов, выяснилось, что за время нашего недолгого отсутствия пиршественный зал претерпел некоторые изменения, превратившись в укрупненное подобие той подземной кельи, которую не так давно обнаружил Гавейн, и по поводу которой Маэгону уже было прочитано внушение.
