Захватывающий XVIII век. Революционеры, авантюристы, развратники и пуритане. Эпоха, навсегда изменившая мир - Фрэнсис Вейнс
Граф де Мирабо, хотя сам не присутствовал на дебатах, в своей ежедневной газете Le Courier de Provence резюмировал это событие как «un tourbillon électrique, электрическую карусель, на которой эмоции непрерывно сменяют друг друга».
Вскоре после этого законопроект был представлен дворянству и духовенству. Кажется, будто только маркиз де Лалли-Толлендаль предвидел надвигающуюся бурю. Во время обсуждений он передал спикеру Собрания записку со словами: «Приостановите заседание. Они все с ума посходили».
ДекларацияИсторическая ночь 4 августа обернулась продолжительными дискуссиями и выступлениями, из-за чего секретарям Собрания понадобилась целая неделя, чтобы разобраться с протоколами и подготовить их расшифровки. Тем временем перед членами Собрания встал новый непростой вопрос.
В январе 1789 года маркиз де Ла Файет приступил к работе над первым вариантом Декларации прав человека и гражданина (La Déclaration de l’Homme et du Citoyen) – титанического труда, который обсуждали на заседаниях Собрания в течение нескольких месяцев. С помощью Декларации третье сословие собиралось уничтожить сословное общество и установить новые гражданские права, согласно которым «все люди рождены свободными и равными». Маркизу де Ла Файету помогал его друг Томас Джефферсон, с которым он сражался против Великобритании в американской Войне за независимость. Джефферсон сменил Бенджамина Франклина на посту американского посла и лично наблюдал за ходом Французской революции из первых рядов. Однако Декларацию Ла Файета осудили два влиятельных французских философа: Монтескье и Руссо.
Монтескье, как мы видели ранее, выступал за la liberté – свободу личности. По его мнению, эта свобода могла быть гарантирована только при условии разделения властей в государстве, чтобы не допустить превышения полномочий: «При слиянии судебной и исполнительной власти судья становится деспотом». Монтескье был сторонником умеренного течения философии Просвещения и «ограниченной монархии» в английском духе.
Таким образом, он не состоял в лагере таких философов, как Гельвеций, Дидро или Гольбах, но, как и они, критически относился к объединению церкви и государства. Идеи Монтескье уже легли в основу Конституции США, а теперь им предстояло найти отражение в 16-й статье французской Декларации: «Общество, в котором права закреплены недостаточно надежно, а разделения властей нет, не имеет никакой конституции». Можно сказать, что Монтескье – духовный отец современного правового государства.
Руссо, или для друзей Жан-Жак, изложил теоретическую модель общества в книге «Об общественном договоре, или Принципы политического права» (Du contrat social ou principes du droit politique). В этой работе Руссо выступал против «права сильнейшего» и неравенства, царящего в обществе: «Сильнейший никогда не сможет стать настолько сильным, чтобы навсегда остаться лидером, если он не превратит свою власть в право, а повиновение – в долг». Философ стремился к обществу, в котором все люди равны и в котором равенство гарантировалось «общественным договором» – соглашением о взаимовыручке. Соглашение должно было одновременно гарантировать и разграничивать права каждого человека, потому что, согласно Руссо, абсолютной свободы не существует. А значит, для полноценного функционирования эгалитарного общества индивид должен был подчиняться la volonté générale – общей воле. Таким образом, ограничивалась «личная воля», но достигалось «всеобщее счастье».
В этом понятии заключались две основные ценности Руссо: свобода и равенство людей, даже если меньшинство должно было подчиняться большинству. По мнению Руссо, только республиканская форма государства могла это обеспечить. Воля большинства, а не привилегированной группы, дворянства или духовенства должна была определять политический курс. Руссо называл аристократию, будь то noblesse d’épée[400] или noblesse de robe[401], lepire des gouvernements[402]. Философ предлагал создать une aristocratie élective – «выборную аристократию», в которой большая часть населения избирала бы меньшинство, представителей, способных защищать интересы каждого из них. Вдохновленное идеями Руссо, Собрание стремилось создать административный гибрид, в котором монархия сочеталась бы с республиканскими принципами.
Итоговая Декларация, увидевшая свет в конце августа 1789 года, была результатом тяжелого труда. Помимо рабочего документа, который Ла Файет представил на рассмотрение Собрания 11 июля, Жан-Жозеф Мунье, адвокат из Гренобля и член Собрания, еще до того представил собственный вариант, который, по общему признанию, был в целом весьма схож с тем, что предлагал Ла Файет. Оба они сходились во мнении, что с идеей абсолютной монархии покончено. Главное же различие заключалось в том, что Мунье выступал за конституционную парламентскую монархию, в то время как Ла Файет нигде не употреблял слово «монархия» и выступал за «народный суверенитет», при котором вся власть принадлежит нации.
Члены Собрания рассмотрели Декларацию в том виде, в каком ее предложил Ла Файет, как преамбулу к новой конституции, которая должна была стать вишенкой на революционном торте. По словам философа Николя де Кондорсе, эта Декларация формировала «моральный щит» для всех граждан, независимо от границ и поколений. Другими словами, Декларация прав человека и гражданина должна была нести в себе долговременное универсальное значение. Экономист Пьер Самюэль Дюпон де Немур писал об этом так: «Здесь речь не о Декларации прав, которые вряд ли продержатся хотя бы день. Речь идет о фундаментальных правилах жизни нашей нации, всех наций, которые будут действовать на протяжении веков». Однако дворянин Лолли-Толлендаль советовал не торопиться с принятием проекта Ла Файета без подробного рассмотрения. В своей речи он затронул вопрос различий между Америкой и Францией: «Есть огромная разница между новой нацией бывших колоний, разорвавшей связи с далеким правительством, и древней, огромной нацией [такой, как французы], одной из величайших наций в мире!»
Собрание не хотело торопить события. Однако с этим возникала проблема: все его члены должны были разрабатывать Декларацию совместными усилиями, что приводило к многочасовым дискуссиям о мельчайших деталях. Тем временем на парижских улицах и в сельском захолустье бушевало слепое насилие, грозящее привести к утрате контроля Собрания над происходящим. Поэтому действовать нужно было быстро. Депутаты Собрания приняли мудрое решение обсуждать вопросы в небольших рабочих группах, но это не спасло их от препирательств. К августу Собрание так и не пришло к общепринятой Декларации. Графу де Мирабо поручили привести Декларацию в окончательный вид, и для этого ему пришлось прибегнуть к помощи друзей-политиков. Одним из таких друзей стал журналист Этьен Дюмон.
