Король гор. Человек со сломанным ухом - Эдмон Абу
мнимого главу многочисленного семейства. «Бедный старик, — бормотал Фугас, — ты и не представляешь, чем мне обязан!»
В деревне весьма бурно празднуют свадьбы. Я очень надеюсь, что цивилизации не удастся искоренить этот порок. Воспользовавшись царившим за столом весельем, Фугас решил побеседовать со своей соседкой.
— Клементина! — сказал он.
Она подняла к небу глаза и даже нос и ответила:
— Да, сударь.
— Надеюсь, сердце не обмануло меня? Вы ведь Клементина?
— Да, сударь.
— Ты узнала меня, славная добрая женщина?
— Да, сударь.
— Но как тебе удалось скрыть свои чувства?.. До чего сильны эти женщины!.. Я падаю с неба, нарушаю твою мирную жизнь, а ты даже не поморщилась!
— Да, сударь.
— Ты простила меня? Ты согласна, что во всем виновата злая судьба?
— Да, сударь.
— Спасибо! О, спасибо!.. Какая у тебя прекрасная семья! Не успел я появиться, как наш добрый Пьер уже был готов раскрыть свои объятия. Это мой сын, ведь так?
— Да, сударь.
— Так возрадуйся! Он будет богат! Я привез ему целое состояние. От меня он получит целый миллион. Как восхитятся эти милые наивные люди, когда я громко скажу своему сыну: «Сынок, вот тебе миллион!» Уже пора, да? Я могу говорить?
— Да, сударь.
Фугас поднялся и потребовал тишины. Все решили, что он собирается спеть песню, и умолкли.
— Пьер Ланжевен, — с пафосом сказал он, — я вернулся из другого мира и привез тебе миллион.
Поначалу Толстый Пьер не думал обижаться, однако шутка показалась ему неуместной, и он покраснел. Но когда Фугас объявил, что в молодости он был влюблен в бабушку, старый папаша Ланжевен, не раздумывая, метнул ему в голову бутылку. Сына полковника, его милых внуков и даже молодую обуял страшный гнев. Они вскочили на ноги, и тут началась славная драка.
Впервые в жизни Фугас оказался не самым крутым драчуном. Он боялся ненароком выбить глаз кому-нибудь из членов его семьи. Отцовское чувство связало его по рукам и ногам.
Но когда в разгар потасовки полковник узнал, что Клементину звали Катрин, и что Пьер Ланжевен родился в 1810 году, он сразу одержал верх над распалившимися крестьянами: подбил три глаза, сломал кому-то руку, расквасил два носа, выбил четыре дюжины зубов и, насладившись славной победой, вернулся в карету.
— К черту этих детей! — бормотал он, направляясь в наемном экипаже на почтовую станцию Аврикур. — Если у меня есть сын, то пусть он сам меня ищет!
Глава XIX, В КОТОРОЙ ПРОСЯТ И ДАЮТ РУКУ КЛЕМЕНТИНЫ
Пятого сентября в десять часов утра до неузнаваемости изменившийся, осунувшийся и похудевший Леон Рено явился в гостиную мадемуазель Самбукко и бросился к ногам Клементины. Вся гостиная, от каминной полки до жардиньерок, была заставлена цветами. Два шаловливых солнечных луча прорвались с улицы сквозь распахнутые окна, и в них плясали миллионы мельчайших частиц, причудливо цеплявшихся друг за друга на манер идей, переполняющих романы Альфреда Уссе91. В саду уже падали яблоки, дозревали персики, осы
прогрызали глубокие и широкие дыры в грушах дюшес, цвели бегонии и ломоносы, а в корзине, стоявшей под левым окном первого этажа, вызывающе красовались гелиотропы. Солнце покрыло темной позолотой каждую кисть, свисавшую с виноградной лозы, а на лужайке подросшая за лето юкка трясла на ветру своими китайскими чашечками и звенела плодами-колокольчиками. И только Рено-младший на фоне этого великолепия выглядел бледным и тусклым, как увядшая сирень. За последние дни он весь сморщился, словно лист, упавший со старой вишни, и, как человек, лишенный радости и надежды, стал похож на куст смородины, растерявший плоды и всю листву.
События последних дней не укладывались в голове отвергнутого жениха. Надо же было покинуть родные места, три года прожить в невыносимом климате, проработать все это время в жутких шахтах, спать на кирпичной печи по соседству с клопами и кошмарными мужиками, чтобы в итоге тебе предпочли полковника, купленного за двадцать пять луидоров, которого ты сам же и оживил, размочив его в воде!
Любой мужчина хоть раз в жизни испытывал разочарование, но разве может хоть на кого-то свалиться такая странная и непредсказуемая беда? Леон понимал, что жизнь — это не молочная река с кисельными берегами. Ему были известны все приключившиеся на свете трагедии, от смерти Авеля, убитого в те времена, когда на земле еще был рай, до уничтожения картины Рубенса в галерее Лувра. Но, как известно, знание истории иногда позволяет что-то понять, но никогда не способно дать утешение. Как ни убеждал себя несчастный инженер, что многие мужчины получали отставку накануне свадьбы, а уж тех, кого отставили после свадьбы и вовсе не счесть, он так и не смог заставить голос разума пересилить печаль, и дело дошло до того, что у него даже слегка поседели завитки волос на висках.
— Клементина, — говорил он, — я самый несчастный мужчина на свете. Вы дали согласие, когда я просил вашей руки, а теперь, отказывая мне, вы обрекаете меня на муку, которая в сто раз хуже смерти. Как я буду жить без вас? Я слишком люблю вас, чтобы жениться на другой женщине, и поэтому буду вынужден жить один. Вот уже четыре года все мои чувства и мысли связаны только с вами. Из-за этого другие женщины кажутся мне низшими существами, недостойными мужского внимания. Я уже не говорю о том, чего мне стоило стать достойным вас. Но свои усилия я воспринимал, как награду, и был счастлив трудиться и страдать ради вас. А что теперь? Как мне пережить ваш отказ? Даже матрос, заброшенный на необитаемый остров, не так несчастлив, как я. Мне предстоит жить рядом с вами и быть свидетелем счастья другого мужчины, видеть, как вы проходите под моими окнами под руку с соперником. Ах, лучше смерть, чем такая ежедневная пытка! Но даже умереть я не имею права! Моим пожилым родителям и так непросто живется. Как же я могу обречь их на траур по собственному сыну?
Эти стенания, сопровождавшиеся вздохами и слезами, разрывали душу Клементины. Бедняжка плакала вместе с ним, ведь она всем сердцем любила Леона, но запретила себе признаваться в своей любви. Каждый раз, видя его страдания, она испытывала страстное желание броситься ему на шею, но ее чувства мгновенно цепенели, едва
