Сибирский фронтир - Сергей Фомичев
Сейчас перед моими глазами была иная версия возникновения подобных "сакральных" текстов. И мне в неё верилось больше. Не знаю как там по части мухоморов, но конопельку наши предки знали прекрасно.
Только поздним утром возню в Чекмазовском хозяйстве заметили соседи. Слухи быстро разошлись по городку. Неподалёку тут и там стали кучковаться люди. Народ присматривался, но не мог взять в толк, к чему движется дело. Со мной заговаривать опасались, памятуя о недавнем дурном приёме и ссоре с Трапезниковым, туземцы же, если их заставали во дворе, отвечали молчанием и уходили в дом.
Создав базу, мы перешли к основной части плана. Я знал, что Белобородов придерживал товар, дожидаясь холодов, когда к обычной цене можно накинуть рубль–другой. Пока же он выдавал товар в долг, с тем хитрым умыслом, что вернуть мукой люди всё равно не смогут, а деньгами или мехами им позже придётся расплачиваться уже по зимним ценам. Но тогда уж он попросит за пуд моего хлебушка двенадцать рублей. На этом и строился мой расчёт.
На сей раз в корчме собрался кворум. Трапезников, Тарабыкин, Дурнев отмечали застольем какую–то сделку, подле них, словно бездомный пёс, который просится в стаю, вертелся и Белобородов. А стая уже топорщила шерсть и скалила зубы. Слухи об отряде туземцев уже дошли до неё, и шайка наверняка приготовилась к драке. Но ответный ход застал мафию врасплох.
–Продаю хлеб по рублю за пуд, – огласил я расклад. – Кому нужно подходите к дому Чекмазова.
В корчме повисло молчание. Лишь когда я шагнул за дверь, Трапезников, не выдержав, крикнул в спину:
–Никто не купит у тебя даже фунта!
Я обернулся на пороге и ответил купцу ухмылкой.
Авторитета мафии до сих пор хватало, чтобы удерживать большинство людей от дружбы со мной. Только единицы вроде Чекмазова и Никифорова имели смелость идти против течения. Но небывалый для этих мест демпинг сразу же изменил конъюнктуру. Разница в цене оказалась слишком значительной, чтобы её игнорировать. Спустя час после визита в корчму к дому Чекмазова потянулись любопытные.
–По рублю за пуд? – спрашивали они. – А не врёшь?
Я не врал, в чём и заверял гостей, выглядывая из–за спин вооружённых туземцев.
–И много у тебя такого добра? – спрашивали ходоки.
–Надорвёшься таскать.
Горожане шептались и уходили.
–Ничего, ещё вернуться, – оптимистично заверял я помощников.
Впрочем, туземцы в заверениях не нуждались. Им было плевать на торговлю, они предвкушали схватку.
***
Общество продержалось ровно три дня. Первой плюнула на кодлу Трапезникова и организованный ею бойкот городская беднота. Медные полушки извлекались из тайников, а по ночам возле наших дверей выстраивались очереди. Люди брали понемногу, по пуду, по два, но даже эта малость подтачивала бизнес конкурентов, а Белобородова ставила на грань разорения. Раздавая хлеб в долг и надеясь получить зимой лишнюю прибыль, он перехитрил самого себя. Теперь должники по ночам закупались у нас по дешёвке, а утром возвращали хлеб казаку. Белобородов пришёл в ярость и отправился на поклон к Трапезникову.
В гости зашёл Никифоров и между расспросами о промыслах, сообщил, что в корчме состоялась по моему поводу большая сходка. Мафия сошлась во мнении, будто я блефую, пытаюсь сбить цену, а раз так, то рано или поздно надорвусь, и следует лишь переждать. Но ждать соглашались не все. Некоторые, дабы ускорить мой вылет в трубу, а заодно и разбогатеть, выдумали заслать людей и скупить товар.
Ночью, когда уже разошлись обычные покупатели, в дом попросился человек, которого я видел однажды в окружении Трапезникова. Он помялся и предложил уступить ему сразу сотню пудов.
–Деньги вперёд, – заявил я, не моргнув глазом. – Дал бы в долг да вот один раз уже надули, знаешь ли.
Мужик без разговоров выложил стопку серебряных монет. Пожёвывая зелье, Анчо прошёлся вдоль стены и отсчитал двадцать пять кулей.
–Твои, забирай, – сказал коряк. – Но уж носи сам.
Пока гость перетаскивал груз, появился второй покупатель. С ним ушло ещё сто пудов. В доме стало просторней, и остаток ночи я перебрасывал груз из Нижнего Новгорода, подняв с постели Брагина.
Попытка скупить весь товар через подставных лиц вызывала у меня только усмешку. Я охотно продавал хлеб большими партиями. Мои запасы были неограниченны и скупщики только увеличивали собственные неликвидные залежи. Хлеб не золото. Запастись им на чёрный день сложно. Можно, конечно, напечь лепёшек, насушить сухарей, но спекуляцию на них не построишь, тем более что запастись хлебом теперь могли все.
На самом деле я и впрямь блефовал. Но блеф мой касался не запасов зерна, а запасов времени. Приближалась зима, а я так и не освоил перемещения через пространство санным способом. Да и темп терять не хотелось.
К счастью купцы не догадывались о моих проблемах, а стратегия скупки потерпела крах. Природа колоссальных объёмов осталась для мафии загадкой. Но, понимая, что такую прорву хлеба в доме укрыть невозможно, конкуренты попытались перехватить пути снабжения. Здесь их ждало очередное разочарование. Мне удавалось проскакивать через любые засады, избавляться от любой слежки. Лодка, возникая из утреннего тумана, приставала к берегу напротив дома и разгружалась под надзором вооружённых туземцев за считанные минуты. При малейшей опасности, мы хватали мешки и запирались в доме.
Так сложилось, что торговля разгоралась ночами. Даже когда связь со мной перестала быть табу, люди предпочитали приходить под покровом тьмы. Приходили уже не только бедняки и подставные шестёрки, но и те, кто ещё месяц назад одобрительно гудел в корчме. Единство заговорщиков дало трещину. Теперь уже и прежние враги приходили за товаром, виновато опуская глаза. Я зла не держал. Появись здесь сам Трапезников, я и ему отвалил бы хлеба сколько душе угодно. При условии, конечно, что душе угодно платить наличными.
Голод в этом году Нижнекамчатску точно не угрожал. Муки и зерна у народа скопилось столько, что впору было налаживать экспорт. Некоторые ушлые горожане ровно этим и занялись. Прямо под нашими окнами грузились лодки и отправлялись вверх по реке. Верхний острог и Большерецк вскоре почувствовали демпинговый удар. Это в какой–то степени вредило моему тамошнему бизнесу, но я не мешал людям заработать копейку–другую.
Мало–помалу экономическая экспансия оказывала влияние на социум. Сытое брюхо и
