Луис Ламур - Походный барабан
— Имя раба?
— Кербушар… как и мое.
Торговец взглянул на Филиппа — тот стоял спиной и ничего не слышал.
— О рабе забудь. Он пытался бежать и теперь уже, может быть, мертв.
— Я поеду в эту долину.
— Тебе видней — жизнь-то твоя… — перс пожал плечами, потом сказал: — Передавали, что ты лекарь.
— Да.
— Говорят, ты человек решительный и отважный.
— Так уж мне повезло.
— Такие люди полезны. Придешь снова, когда будешь один.
Мы свернули к термам, и, обернувшись, я увидел, как из лавки выскользнул человек и поспешно удалился.
Сафии я доверял, но что я знаю об этом персе?..
День за днем в тишине своей комнаты или в саду у фонтана я продолжал писать, сделав сначала копию «Кабус-Намэ», а вслед за нею — «Искусства войны» Сунь Цзу.
Каждый день мы с Филиппом ходили к оружейнику, который содержал зал для упражнений с оружием, и там я восстанавливал форму, повторяя акробатические трюки, чтобы добиться былой гибкости и ловкости, и упражняясь с гирями, чтобы меч был легок у меня в руке.
В этот зал с такой же целью приходили некоторые солдаты из гвардии императора. Это были викинги, нанятые для охраны и защиты императора; все они славились своей верностью и неподкупностью. Звали они себя «варангеры»23.
Один из них, по имени Одрик, часто упражнялся в паре со мной на мечах. Это был рослый, крепкий человек, отлично владеющий всеми видами оружия, и на первых порах он неизменно брал надо мной верх. Однако, когда ко мне вернулась сила и начало восстанавливаться былое искусство, я частенько одолевал его — однако не так часто, как мог бы, ибо надеялся получить от него помощь.
Однажды, когда мы отдыхали после нелегкой схватки, я рассказал ему, чем занимаюсь, и упомянул, что переписываю старинную книгу об искусстве войны и об уроках, которые можно из неё извлечь.
У него появилось множество вопросов, я постарался ответить, как мог, и произошло то, на что я надеялся, — Одрик сообщил обо мне Мануилу.
Император был прекрасным воином, чрезвычайно сильным и деятельным, и живо интересовался всем, что касалось войны и боя. Он велел Одрику привести меня к нему.
Мы вошли через потайные ворота в уединенный сад, где деревья дарили прохладу, благоухали жасмин, розы и лилии. Император сидел на скамье, оглядывая гавань. Волосы у него уже поседели, но это был красивый человек, хотя черты лица с годами несколько расплылись и не отличались такой классической правильностью, как у Андроника.
Он быстро встал и повернулся мне навстречу. На его морщинистом смуглом лице явственнее проступили складки, которые появляются при улыбке.
— Я так понял, подобает, — заметил он, — чтобы я вставал в присутствии того, кто не преклоняет колен перед царями и кого цари не перебивают.
— О величайший, ты хорошо информирован.
— Императорам это необходимо. Скажи мне, что ты думаешь об Андронике?
— Блестящий, интересный человек, даже очаровательный, но совершенно беспринципный; он опасен как для империи, так и для тебя самого.
— А ты знаешь, что он мне двоюродный брат?
— Величайший, мои предки были, как тебе известно, советниками и доверенными королей. У нас было такое правило: «Мы говорим своим властителям правду — или то, что сами считаем правдой».
— Редкое качество, — негромко заметил он. — Неудивительно, что властители вас не прерывали, как и то, что вы сидели во главе стола.
— Мы могли предложить только нашу мудрость, Великий Басилевс, и нашу правду.
— Ну, если так, скажи, что, по-твоему, мне делать с Андроником? Ты ведь считаешь, что он хотел бы стать императором, не правда ли?
— Да, он хотел бы стать императором. Нет такого, на что бы он не решился, лишь бы стать императором. Что тебе следует делать с ним? Поступать и дальше так, как ты поступаешь. И обязательно держи его при себе. Он будет главной фигурой для всех твоих врагов, и пока он жив, скорее всего, не объявится никакой другой. Береги его, цени его, — и, наблюдая за ним, ты узнаешь по его друзьям, кто твои враги. Они будут слетаться к нему, как мухи на мед, и, пока он жив, не обратятся ни к кому другому.
Мануил повернулся к своему телохранителю:
— Ты был прав, Одрик, это ценный человек.
И снова заговорил со мной:
— Ты вот сказал, что он и блестящ, и опасен. Разве мне не следует опасаться, что заговоры, которые он сплетает, уничтожат меня?
— Нет, Величайший. Ты хорошо знаешь своего недруга, лучше, чем он тебя. Андроник полагает, будто он намного хитрее тебя, и это никогда не позволит ему угадать истину — что ты используешь его в своих целях. Ну, и кроме того, есть у меня подозрение, что Андроник искуснее сплетает заговоры, чем осуществляет.
Мануил стоял, сцепив руки за спиной.
— И ты пробыл в Константинополе всего лишь несколько недель? Подумать страшно, сколько бы ты узнал, прожив здесь несколько месяцев!
— Может быть, и ненамного больше: вещи часто видятся яснее, пока в дело не впутывается слишком много разных факторов. Был когда-то человек, который предпочитал приезжать в город прежде, чем изучит язык. Он считал, что лучше оценит достоинства и недостатки города, не слыша замечаний горожан. Он полагался только на то, что сам видел, слышал и осязал.
Император спросил о поражении, которое нанесли нам печенеги, или куманы, как он их называл. Я подробно описал их количество, их вождя и способы нападения. Зная, что он — воин, я постарался дать ясное описание их стратегии и тактики, приведших к нашему разгрому.
— Ваш гансграф был слишком хорошим человеком, он не заслужил поражения… Если бы он появился в Византии, я поручил бы ему командовать армией.
Больше часа беседовали мы о войнах и людях, о тактике и средствах достижения победы.
— Вот здесь, — сказал он вдруг, — слабое место нашего города. — Он показал на узкую гавань по ту сторону Золотого Рога. — Если корабли врага сумеют проникнуть за нашу большую цепь, город может пасть.
Мануил проницательно взглянул на меня:
— Когда ты в следующий раз увидишь Андроника, ты будешь говорить об этой встрече?
— Уверен, что он узнает о ней. У такого человека, как Андроник, должно быть много шпионов.
— И что же ты скажешь?
— Что у меня была книга, которую я хотел предложить тебе и надеялся в ответ на милость.
— Книга на греческом языке?
— Теперь на греческом, — я подал ему книгу. — Подлинник был по-персидски.
Он развернул её, взглянул на одну страницу, на другую и увлекся. Солнце садилось; в саду стало прохладнее. Подняв глаза, он заметил:
