Гэри Дженнингс - Ацтек. Том 2. Поверженные боги
Я уже давно не видел Мотекусому в столь радостном оживлении, но, хотя в его настроении произошел стремительный скачок от уныния к ликованию, это не побудило меня в угоду правителю потакать самообману. Прежде он относился к белым людям с трепетом, как к богам или к посланцам богов, требуя уважать их, чтить и чуть ли не безоговорочно исполнять все их желания. Но достаточно было моего рассказа и заключения лекарей, чтобы Чтимый Глашатай отмахнулся от проблемы нашествия белых людей, как не заслуживающей внимания и заботы правителя. Обе эти позиции казались мне одинаково опасными, но многословные объяснения явно сейчас не имели бы успеха. Вместо этого я сказал:
— Вполне возможно, владыка Глашатай, что Кортес и вправду затронут безумием, но ведь безумец может быть гораздо опаснее здорового человека. Всего несколько месяцев тому назад эти самые убогие глупцы легко победили пять тысяч воинов из земель ольмеков.
— Но у воинов ольмеков не было нашего преимущества. — На сей раз заговорил не Мотекусома, но его брат Куитлауак. — Они сражались с белыми людьми как с обычными противниками, отчего и понесли ужасающие потери. Но благодаря тебе, Миксцин, нам теперь известны возможности противника. Я вооружу большую часть своих воинов луками. Таким образом, мы сможем осыпать испанцев стрелами, оставаясь вне досягаемости их металлических мечей и копий, причем на каждый их выстрел будет приходиться множество наших.
— Кто о чем, — снисходительно сказал Мотекусома, — а военный вождь о войне. Лично я не вижу никакой необходимости воевать вообще. Мы просто пошлем правителю Па-Цинко приказ прекратить всякую помощь белым людям. Надо лишить их еды, женщин и вообще всех средств к существованию. В скором времени чужеземцам надоест питаться одной рыбой, пить только кокосовое молоко и изнывать от зноя в разгар лета в Жарких Землях.
Однако Тлакоцин, его Змей-Женщина, возразил:
— Похоже, Чтимый Глашатай, что у Пацинко нет ни малейшего желания отказывать белым людям в чем бы то ни было. Тотонаки никогда особо не радовались тому, что мы обложили их данью. Может быть, они обрадуются, если перестанут подчиняться Мешико.
Один из послов, который ездил со мной на побережье, добавил:
— К тому же испанцы постоянно вспоминают о других белых людях, в несметных количествах живущих в тех местах, откуда явились они сами. Если мы даже сразимся с этим отрядом и разобьем его или возьмем Кортеса измором и заставим убраться, откуда нам знать, когда явятся следующие, сколько их будет и какое еще более мощное оружие они привезут?
Недавняя бодрая уверенность Мотекусомы мигом рассеялась. Его взгляд беспокойно заметался по сторонам, как будто он подсознательно искал возможность скрыться. Уж не знаю, что его больше пугало — белые люди или же необходимость проявить характер и принять окончательное решение. Но в конце концов его взгляд задержался на мне, и правитель сказал:
— Хорошо, Микстли, я вижу, ты со мной не согласен. Что ты сам можешь предложить?
Я ответил без колебаний:
— Сжечь последний корабль белых людей.
Тут весь зал наполнился изумленными и возмущенными возгласами:
— Что? Какой позор!
— Ну и ну! Слыханное ли дело — напасть на тех, кто ничем нас не задел?
— И без объявления войны?
Мотекусома, однако, властным жестом прекратил эти разговоры и обратился ко мне с единственным вопросом:
— Зачем?
— Перед нашим отбытием с побережья, мой господин, испанцы грузили на корабль переплавленное в слитки золото и другие присланные тобой подарки. Скоро Кортес отправится к земле под названием Куба, а то и явится прямо с докладом к их королю Карлосу в Испанию. Белые люди жадны до золота, и дары моего господина не насытили их, но только подогрели их аппетиты. Если мы позволим этому кораблю уплыть, испанцы получат доказательство того, что золото в наших землях действительно имеется, и тогда ничто не спасет нас от наплыва несметных полчищ алчущих его белых людей. Но корабль сделан из дерева. Если ты, мой господин, отправишь в ту бухту ночью на каноэ нескольких храбрых мешикатль, то они под видом рыбаков смогут подойти к кораблю вплотную и поджечь его.
— И что тогда? — Мотекусома пожевал губу. — Кортес и его отряд будут полностью отрезаны от своей родины. И уж после столь враждебной выходки с нашей стороны они непременно направятся сюда.
— Чтимый Глашатай, — устало промолвил я, — предпримем мы что-либо или будем сидеть сложа руки, но испанцы все равно придут. И не одни, а со своими прирученными тотонаками, которые будут показывать им дорогу, нести припасы и помогать одолевать горные перевалы. Однако и этому мы в состоянии помешать. Я внимательно изучил местность и могу с полной уверенностью сказать, что хотя с побережья сюда на плато ведет множество путей, все они пролегают по глубоким ущельям, окруженным отвесными скалами. В подобных теснинах кони, пушки, аркебузы и арбалеты белых людей будут совершенно бесполезны. Испанцев не защитят Даже металлические доспехи, ибо всего лишь несколько крепких воинов мешикатль, скатывая в пропасть валуны, смогут быстро превратить все грозное вражеское войско в кровавое месиво.
Послышался очередной хор негодующих восклицаний: всех возмутила сама мысль о том, что мешикатль могут нападать из засады, как дикари. Я, возвысив голос, продолжил:
— Мы должны остановить это вторжение любыми средствами, даже теми, к которым не привыкли, ибо в противном случае мы уже не сможем отразить настоящее нашествие, которое непременно за ним последует. То, что этот человек, Кортес, сумасшедший, облегчает нам задачу. Он уже сжег десять своих кораблей, нам остается уничтожить только один. Если этот последний корабль так и не вернется к королю Карлосу, если ни одного белого человека не останется в живых, если никто не сможет спастись даже на плоту или на лодке, то испанский король так никогда и не узнает, что же случилось с отправленными им в далекие земли людьми. Он может решить, что они до сих пор блуждают на чужбине в поисках, или сгинули в неведомом штормовом море, или были уничтожены грозным и могущественным народом. Так или иначе, у нас появится надежда на то, что Карлос больше не рискнет посылать свои корабли в этом направлении.
В тронном зале воцарилось долгое молчание. Никто не хотел высказываться первым, а я молчал, стараясь не нервничать. Наконец заговорил Куитлауак:
— Мой брат и господин, этот совет звучит разумно.
— Он звучит чудовищно! — отрезал Мотекусома. — Нам предлагают уничтожить корабль чужеземцев и тем самым подтолкнуть их к продвижению в глубь суши, заманить испанцев в ловушку и уничтожить ничего не подозревающих людей, обрушившись на них из засады. Это потребует от нас долгих мучительных раздумий и совета с богами.
