Тайна Моря - Брэм Стокер
Лишь через восемнадцать лет он разъяснит общественности этот «внутренний» текст. В на редкость красивом издании труда, напечатанном Хэвилендом на латыни в Лондоне в 1623 году, пассаж о тайнописи уже становится гораздо подробнее. Да и весь труд во многом завершеннее и больше, о чем гласит уже его название: De Dignitate et Augmentis Scientiarum. Libros IX[67].
Далее следует его дополненное объяснение:
Ut vero suspicio omnis absit, aliud Juventum subijciemus, quod certe, cum Adolescentuli essemus Parisiis, excogitavimus; nec etiam adhuc visa vobis res digna est, quae pereat. Habet enim gradum Ciphrae altissimum; nimirum ut Omnia per Omnia significari possint: ita tamen, ut Scriptis quae involuitut, quintuplo minor sit, quam ea cui involvatur: Alia nulla omnino requiritur Conditio, aut Restrictio. Id hoc modo fiet. Primo, universae literae Alphabeti in duas tantummodo Literas soluantur, per Transpositionem earum. Nam Transpositis duarum Literarum, per Locos quinque, Differentiis triginta duabus, multo magis viginti quatuor (qui est Numerus Alphabeti apud nos) sufficiet. Huius Alphabeti. Exemplum tale est.
«Но чтобы помочь избежать вообще всякого подозрения, мы приведем еще одно средство, изобретенное нами в ранней юности, в бытность нашу в Париже; даже сейчас, как нам кажется, это изобретение не потеряло своего значения и не заслуживает забвения. Ибо оно представляет собой высшую ступень совершенства шифра, давая возможность выражать всё через всё (omnia per omnia). Единственным условием при этом оказывается то, что внутреннее письмо должно быть хотя бы в пять раз меньше внешнего; никаких других условий или ограничений не существует. Вот как это происходит. Прежде всего все буквы алфавита выражаются только двумя буквами путем их перестановки. Перестановки из двух букв по пяти позициям дадут нам тридцать два различных сочетания, что более чем достаточно для замещения двадцати четырех букв, из которых состоит наш алфавит. Вот пример такого алфавита».
Между прочим, это изобретение приводит нас к чрезвычайно важным выводам. Ведь из него вытекает способ, благодаря которому с помощью любых объектов, доступных зрению или слуху, мы можем выражать и передавать на любое расстояние наши мысли, если только эти объекты способны выражать хотя бы два различия. Такими средствами могут быть звук колоколов или рóга, пламя, звуки пушечных выстрелов и т. п. Но возвратимся к нашему изложению. Когда вы приметесь писать, то внутреннее письмо следует написать с помощью такого двухбуквенного алфавита. Допустим, что внутреннее письмо будет следующего содержания:
FLY («БЕГИ»)
Вот пример такого написания:
Здесь нужно иметь наготове другой, двойной алфавит, состоящий из букв обычного алфавита, как заглавных, так и строчных, изображенных двумя произвольно выбранными шрифтами (которые каждый может выбрать по своему усмотрению).
[Например, прямой и курсивный шрифты: «a» — прямой, а «b» — курсивный.]
Затем, написав внутреннее письмо двухбуквенным алфавитом, нужно приложить к нему, буква к букве, внешнее письмо, написанное двойным алфавитом, и потом расшифровать. Пусть внешним письмом будет Do not go till I come («Оставайся на месте, пока я не приду»).
DO NOT GO TILL I COME
Пример такого приспособления[68]:
По датам может почти что показаться, словно Бэкон рассматривал вопрос чисто умозрительно и вывел из воспоминаний о юности метод секретной коммуникации, на практике не применявшийся. Спеддинг в своей книге «Фрэнсис Бэкон и его времена» (Francis Bacon and his Times) упоминает, что Бэкон мог почерпнуть намек на двухбуквенный шифр в труде Джамбаттисты делла Порты De occultis literarum notis («О тайной записи отдельных букв»), переизданном в Страсбурге в 1606 году, но впервые напечатанном еще в молодости Порты. Однако из некоторых свидетельств следует, что Бэкон пользовался своим особым шифром много лет. Леди Бэкон, мать философа, писала о нем в 1593 году сыну Энтони, старшему брату Фрэнсиса: «Я не понимаю его загадочного внутреннего текста». Более того, возможно, уже много лет назад он пытался применять свое изобретение на пользу государству. Его век был веком тайнописи. Каждому послу приходилось слать зашифрованные депеши, ведь только так — и то не всегда — он мог уберечь их от врагов. Так же писались тысячи страниц отчетов королю Филиппу от дона Бернардино де Мендосы, испанского посла при дворе королевы Елизаветы до времен Армады; стонущие под тяжестью пóлки архивов в Симанкасе свидетельствуют о подобном труде политиков, их шпионов и секретарей. Такой амбициозный юнец, как Фрэнсис Бэкон, — сын лорда — хранителя печати, а потому благодаря традиции и родословной связанный с королевским двором, кого Елизавета уже в младенчестве звала своим «юным лордом — хранителем печати»; кто с шестнадцати до восемнадцати лет находился на службе у английского посла в Париже, сэра Эмиаса Паулета, — наверняка постоянно сталкивался с потребностью в шифре, отвечавшем тем самым условиям, которые он назвал главными в 1605 году: незамысловатость, надежность, отсутствие подозрительности. Когда в письме своему дяде лорду Бёрли от 16 сентября 1580 года он предлагал особые услуги королеве, вполне возможно, что он желал стать шифровальщиком Ее Величества. Но то письмо, хоть за ним 18 октября того же года и последовало более требовательное, осталось безответным. Какими бы ни были мотив и цель этих посланий, они не покидали мыслей Бэкона, поскольку одиннадцать лет спустя мы снова видим в его письме лорду Бёрли: «Я всегда хотел служить Ее Величеству», и еще раз: «Отчасти мною движет скудость моих средств». В промежутке, 25 августа 1585 года, он писал сэру Фрэнсису Уолсингему, главному секретарю королевы: «Если же я этого не добьюся, вынужден буду вернуться к практике (в адвокатуру) не из финансовых потребностей, а ради репутации, которая, боюсь, может обветшать от долгого бездействия». Его брат Энтони провел бóльшую часть жизни за границей — предположительно, в тайных миссиях, — и, поскольку Фрэнсис получал от него послания, они, вне всяких сомнений, шифровались «внутренним» текстом, что так озадачивал их мать и применялся для надежности и секретности переписки. До какой степени отточен двухбуквенный метод Бэконом и его корреспондентами, видно по невероятно подробным различиям символов «а» и «b» в описании из De Augmentis 1623 года и
