Богдан Сушинский - Костры Фламандии

– Опять твои буйные фантазии, Власта… – как можно сдержаннее и нежнее попытался охладить ее Гяур.

– Фантазии, естественно. Только мои ли? Порой мне кажется, что все, что я «вижу» мысленным взором, вычитываю по глазам или предвижу, на самом деле исходит не от меня, а внушается какой-то неведомой силой. Иногда я даже слышу голос этой силы.

– И сейчас тоже?

– И сейчас.

– Причем голос этот, конечно, женский, напоминающий голос Ольгицы, – вздохнул Гяур. К связи Власты со всевозможными Высшими Силами он все еще относился с шутливым недоверием.

– Или, по крайней мере, тот же голос, который слышала сама Ольгица.

– Можешь не терзать себя догадками, они уже уехали.

– Жаль, – встрепенулась Власта. – Мне нужно было остановить пастора и вернуть его к прихожанам, объяснив, что поездка его не имеет смысла. Да только он ведь все равно не согласился бы вернуться. Не поверил бы.

– И почему же его следовало вернуть? Дабы не грешил, не нарушал пасторские заповеди? – почти машинально спросил Гяур, чтобы тотчас же припасть губами к упругой девичьей груди.

Власта томно вздохнула, застонала, подалась грудью к Гяуру, как бы побаиваясь, что этот поцелуй окажется слишком скоротечным, нежно взъерошила пальцами его волосы и, лишь немного успокоившись, с грустью объяснила:

– Потому, что это явилось бы его спасением. У ворот крепости подвыпившие гвардейцы примут священника за испанского разведчика и вздернут на дереве. Причем вздернут, прежде чем он успеет добиться, чтобы его представили кому-либо из высших офицеров.

– Зачем же так жестоко? – оторвался от ее груди Гяур. И почти с ужасом взглянул в прикрытые глаза девушки. – Ты что, бредишь? – осторожно встряхнул он ее за плечи.

– Я здесь ни при чем, – спокойно покачала головой Власта. – Вам пора привыкать к этому.

– Лежа в моих объятиях, ты приговариваешь человека к гибели. И делаешь это настолько спокойно…

– Вот так всегда, – отрешенно согласилась Власта. – Как только пытаешься спасти человека, появляются судьи: «Бредишь, приговариваешь». Приговариваю не я, князь. Я всего лишь глашатай, оглашающий приговор судьбы. Да и то, как видишь, тебе одному.

– Наверное, слова тоже имеют власть: добрую или злую, поэтому иногда лучше промолчать.

– Обычно так и делаю. Но… не сдержалась, проследила скорбный путь этого священника к Господу Богу, которому, да простится ему, слуге Божьему, служил он неправедно и греховно. Позови, пожалуйста, Кара-Батыра. Прикажи запрягать коней.

– Кого? Татарина Кара-Батыра?! – осмотрелся Гяур. – Но его здесь нет и быть не может.

– Он в усадьбе и готов явиться после первого зова. Да не волнуйся, не подсматривал. Он слишком предан. Не мне, увы, графине. Но сейчас он выполняет ее распоряжение.

– Этот татарин слишком ревнив и темпераментен, чтобы спокойно наблюдать любовные сцены.

– Именно об этом я и подумала. Нам легче понимать друг друга, когда ты не пытаешься отрицать то, что мне становится известно намного раньше тебя. Что я способна услышать задолго до того, как ты выскажешь его вслух. И, пожалуйста, князь, поскорее отвыкайте так по-детски удивляться всему. Ваше испуганное удивление или удивленный испуг – это уж как угодно – вам вовсе не к лицу, мой милый, пылкий князь.

Гяур заметил, что последние слова она произнесла, не раскрывая рта и не шевеля губами. Голосом графини де Ляфер. Не похожим, – Гяур мог поклясться в этом, – а именно ее голосом. Это-то больше всего и поразило его.

Впрочем, на сей раз, внемля совету Власты, полковник сумел сразу же погасить свой «удивленный испуг».

– А теперь соизволь подняться и дай мне возможность привести себя в порядок.

– Но сначала нужно позвать Кара-Батыра, – напомнил князь, приподнимаясь на колени.

– В этом уже нет необходимости, поскольку я уже позвала его. Правда, он почему-то пытается сначала схватить твою лошадь, хотя должен был бы заняться моими.

Гяур взглянул в ту сторону, где паслись лошади и, к своему изумлению, увидел, что так оно все и происходит. Татарин, одетый в европейское платье, похожее на то, в каком обычно ходят французские слуги, действительно морочился с его лошадью. Однако в их сторону, по всей вероятности, старался не смотреть.

«Я позвала его», – мистика какая-то, – покачал головой полковник, безнадежно пытаясь развеять и это наваждение.

Прошло несколько минут. Прислонясь плечом к стволу дуба, Гяур краем глаза наблюдал за Кара-Батыром и в то же время всматривался в синеватую зелень речной долины.

Солнце уже окончательно взгромоздилось на вершину небосвода, и лучи его сопровождались благодарным птичьим хоралом. Все огромное ложе, казалось, было отдано сейчас только птицам, реке и деревьям. А то, что находилось вне этого райского уголка – дом с разрушенной крышей; постройки выглядывающей из-за возвышенности окраины села; очертания полуразрушенной крепостной башни на холме… – принадлежало иному миру и, возможно, иной эпохе. Просто он, Гяур, каким-то чудом оказался на стыке двух миров, двух временных измерений.

– А, знаешь, она уже не раз вспоминала о тебе, – ощутил он на своем плече руки Власты.

– Ты опять о графине де Ляфер?

– Еще час назад воспоминание о ней не вызывало в тебе никакого протеста, – заглянула ему в глаза Власта. Лицо ее казалось умытым росой, а все тело, кроме губ, источало аромат утренних луговых трав. Губы оставались молочно-теплыми, парными.

– Но ведь так было уже час назад…

– Вот только говорю не о Диане.

Гяур вопросительно посмотрел на Власту. Если он и стал к чему-то по-настоящему привыкать за время встречи с этой удивительной женщиной, так это к тому, что все реже и меньше понимает ее слова, поступки, пророчества.

– О ком же тогда?

– Об Ольгице, святая ее душа. Это она почему-то все чаще вспоминает о князе Гяуре, она.

– Ах, вот что, – нахмурился Гяур. Отняв у Власты аккуратно сложенный плед, он ступал вслед за ней по омоложенной после недавнего покоса траве и чувствовал себя босоногим мальчишкой. – Понятно, старуха-благодетельница часто снится тебе.

– Дело не во снах. Она вспоминает о тебе всякий раз, как только видимся с ней.

– С кем, Власта? С кем ты видишься? Со слепой старухой, которую, мертвую, сожгли на костре в моем присутствии?! Хватит бредить. Мне становится страшно за тебя. Страшно, понимаешь?

– Наконец-то я убедилась, что тебя действительно волнует моя судьба, – беззаботно улыбнулась девушка. Страхи, которые обуревали сейчас Гяура, ее совершенно не тревожили. Все, что с ней происходило и происходит, она воспринимала по-своему. И смысл этого ее восприятия был пока что недоступен для Гяура. – Мы в самом деле сожгли… но всего лишь ее тело.