Альбер Бланкэ - Война амазонок
Ее погребение совершилось со всевозможной пышностью и с почестями, приличествующими вдове первого королевского сановника; весь двор присутствовал на ее похоронах. Во время погребальной церемонии два человека, притаившись за большими колоннами в церкви Сен-Тома, не спускали глаз с царедворца, которому королева поручила вместо себя присутствовать на погребении герцогини. Этот царедворец, поощренный королевским доверием, был герцог де-Бар. Конечно, он и не подозревал, что является предметом наблюдений тех двух человек, а иначе он не был бы так торжественно спокоен. По окончании церемонии ближайшие родственники умершей провожали герцога де-Бара до его дома.
– Опять неудача! – сказал Мансо, один из грозно следивших за герцогом людей.
– Он не замедлит сбросить траурное платье и опять выйдет со двора.
– Уверен ли ты в том, Ле-Мофф?
– Совершенно. А тут и ночь подоспеет, – подтвердил бывший разбойник.
– А мне хотелось бы, чтобы яркое солнце освещало его казнь!
– Увы! Теперь у нас не безначалие, а законный король!
Решившись ждать, они вошли в харчевню у самого дома Монбазона и сели у окна, не спуская глаз с улицы. Мало-помалу наступала темнота ночная. Предсказание Ле-Моффа не замедлило осуществиться. Совсем уже смерклось, когда дверь у герцогского подъезда отворилась и вышел сам герцог. Он шел легко, как человек, уверенный в своем счастливом будущем. В это время небезопасно было ходить по темным улицам; зная это, герцог обнажил шпагу и, закутавшись в плащ, держал шпагу острием вперед.
Но такие предосторожности были слишком недостаточны для такого удальца, каким был наш старый знакомый Ле-Мофф. Опередив Мансо, он прямо пошел на герцога. Герцог не оглядывался по той простой причине, что ему не слыхать было приближающихся шагов, и тоже по простой причине – Ле-Мофф разулся и шел за ним босиком. От улицы Сен-Тома было недалеко до Лувра, куда направлялся герцог де-Бар. Когда он готов был повернуть за угол и думал уже, что теперь не может быть никакой опасности, вдруг Ле-Мофф прыгнул на него и повалил на землю. Герцог не имел ни времени, ни возможности сопротивляться, он хотел открыть рот, чтобы звать на помощь, но опытный разбойник успел вовремя всунуть ему в рот орудие, называемое «груша муки», то есть грушевидный кляп.
Мансо проворно подбежал на помощь, платком еще крепче привязал этот кляп. Руки и ноги были связаны веревками. Мансо взвалил герцога себе на плечи и, не обращая внимания на удивление изредка попадавшихся прохожих, бежал во всю прыть по улицам. За ним спешил Ле-Мофф. Так они дошли до улицы Потри. Мансо положил свою ношу у стены небольшого дома, как раз напротив своего. Вынув ключ из кармана, синдик вставил его в замок двери этого дома. Отворив дверь, он шел в темноте, как человек, хорошо знакомый с окружающими предметами. Пройдя два этажа, постучал в дверь. Дверь тотчас отворилась; Мансо невольно улыбнулся, увидев толстощекого шарлатана Мондора со свечой в руках.
– Так это вы, любезный сосед, – сказал старый шарлатан.
– Разве вы не ждали меня всю эту неделю?
– Именно сегодня никак не ждал.
– Господин Мондор, позвольте мне кое-что напомнить вам. Ровно неделю тому назад я пришел к вам на площадь Сен-Дени, где вы со своим паяцем Тиртеном продавали свои мази и выкидывали шутовские штуки. С вами была малютка…
– Ваша дочь.
– Я убил Тиртена, который осмелился не отдавать ее мне, но вас я пощадил с тем условием, что вы согласились…
– Помочь делу вашей мести против того человека, который отдал нам это дитя.
– Да. Теперь наступил час мести.
– Что вы говорите?
– Скорее к делу!
– Но как же это?
– Делайте что вам приказывают, остальное вас не касается, старая мокрая курица!
С этими словами Мансо ушел, оставив старика, полоумного от страха, но не дерзавшего противиться его приказаниям. Мансо спустился вниз к Ле-Моффу, который крепко держал де-Бара. Несчастный герцог был в таком ужасе, что не смел пошевелиться, не смел даже попытаться кричать. Обменявшись несколькими словами, Мансо перешел через улицу и, войдя в свой дом, подошел к постели, где лежал больной Ренэ. Ренэ проснулся и улыбнулся, увидев дядю.
– Вижу, что тебе лучше, друг мой.
– Лучше, дядя.
– Ну, а завтра совсем хорошо будет – сам увидишь.
Ренэ не отвечал, но глубоко вздохнул, на что синдик не обратил внимания и подошел к лестнице.
– Маргарита пошла спать? – спросил он.
– Она и тетушка ушли наверх с полчаса назад.
Мансо вошел в спальню дочери. Маргарита стояла на коленях у колыбели маленькой сестры и молилась. Услышав шаги отца, повернулась и была поражена грозным выражением его лица.
– Маргарита, – сказал он сурово, – ты честная девушка, и Ренэ сказал мне, что, по твоему убеждению, ты не можешь быть его женой, пока этот злодей!…
– О! Батюшка, умоляю тебя – не напоминай мне…
– Я поклялся тебе, Маргарита, что ты будешь отмщена – и сдержал слово.
– Что вы хотите этим сказать?
– Подожди…
Мансо прислушивался к звукам, доносившимся с улицы, вдруг он задрожал и взглянул на дочь.
– Что случилось, батюшка?
На улице послышался слабый стон, Маргарита бросилась к окну.
– Дочь моя, – сказал синдик, схватив ее за руку и крепко удерживая ее, – вооружись мужеством, потому что ты увидишь, как правосудие отца казнит преступника, совершившего самое гнусное насилие.
Раздался свист, и Мансо, выпустив из рук дочь, сказал:
– Отвори окно.
Маргарита машинально повиновалась, вдруг вспыхнул факел и осветил ужасное зрелище. У балкона Мондорова окна качалась веревка, а на веревке в предсмертных судорогах бился человек, который в гостинице «Красная Роза» впервые явился перед Маргаритой. Из груди молодой девушки вырвался придушенный вопль, и факел погас. Маргарита повернулась к отцу, который в это время стоял у колыбели малютки и тихо целовал ее ручки.
– О! Как дорого стоит честь! – тихо сказала она и, едва держась на ногах, поцеловала седые волосы отца, у которого по щекам текли слезы.
ГЛАВА XXV Счеты сводить
Коадъютор провел почти всю ночь за письменным столом и только к четырем часам утра бросился в постель. Однако он встал по обыкновению рано, чтобы принять своих клиентов, которые всегда собирались к нему вместе с рассветом. Когда ушли эти посетители, Гонди облачился в великолепный костюм кардинала и сел в карету, которая день и ночь была готова к его услугам. Тогда было девять часов утра. Погода была холодная, Гонди стал поднимать окна в карете, он вздрогнул, увидев человека, в котором узнал лакея, служившего Шарлотте де-Шеврез.
