Анджей Збых - Ставка больше, чем жизнь
С Данкой он познакомился несколько дней назад. Выезжая после очередного неудачного испытания с территории завода, увидел ее. Она стояла у ворот. Стройная, миловидное лицо, большие голубые глаза, белокурая. Одета она была значительно лучше, чем другие девушки этого города. Директор остановил машину около нее, и она села. Данка свободно говорила по-немецки. Объяснила, что биржа труда направила ее на работу на этот завод. Легкая улыбка тронула ее губы… Пришла именно сюда, хотя могла найти работу и в другом месте.
Пообещав принять девушку завтра, директор предложил подвезти ее домой. Думал, что Данка откажется, однако она согласилась не задумываясь.
Девушка несмело пригласила его к себе домой. В квартире ее было очень уютно. Рейли понравилась свободная, не перегруженная мелочами, скромно обставленная комната — здесь все говорило о хорошем вкусе хозяйки.
На следующий день они встретились снова. Данка обрадовалась ему, была очень любезна, внимательна. Гость принес цветы и бутылку коньяка. Цветы хозяйка поставила в вазу на подоконник. Потом они сидели на диване, пили коньяк.
— Пани Данка совсем не такая, как другие польские девушки, — сказал Рейли. — Я понимаю, почему вы ненавидите немцев… Но это политика, а я не занимаюсь политикой. Вы тоже, правда?
Она кивнула. Потом они танцевали. Звучала негромкая музыка, свет был притушен. Рейли, прижимая Данку к себе, подумал, что неплохо было бы иметь такую секретаршу. Необходимые документы можно достать. Хорошо, если бы у нее оказалась немкой хоть бабка, пусть даже десятая вода на киселе… Теперь все его мысли были направлены на то, как бы избавиться от старой фрейлейн Крепке. А фрейлейн снова появилась в кабинете.
— Приехали из гестапо, — доложила она, оставив дверь открытой.
— Я неоднократно говорил вам, фрейлейн Крепке, закрывайте дверь, когда входите в мой кабинет. Это во-первых. А во-вторых, докладывая, называйте фамилии… Просите!
Гестаповец в ранге штурмфюрера вошел в кабинет директора, сопровождая Пулковского. Польский ученый показался Рейли очень старым. Лицо бороздили глубокие морщины, левую щеку пересекал красноватый шрам. Одежда мешком висела на нем. Он был худой и изнуренный, всего пугался. Рейли подумал, что Пулковский, видимо, принимает его за сотрудника гестапо, и решил отнестись к польскому ученому с уважением, если он этого заслужит…
— Прошу господина штурмфюрера подождать в приемной, — сказал высокомерно Рейли. — Если потребуетесь, я вас приглашу.
Он показал Пулковскому на кресло, стоявшее у письменного стола. Польский ученый несмело сел. Не зная, что делать с руками, положил их на колени, стесняясь грязной повязки на левой руке.
— Кофе, рюмочку коньяка? — спросил учтиво Рейли. Пулковский промолчал.
— Может быть, рюмочку коньяка и гаванскую сигарету? — Рейли громко, но добродушно рассмеялся: — Таких сигар пан доктор, видимо, давно не курил.
Пулковский разволновался, заговорил. Нетвердой рукой он держал рюмку, из которой расплескивался коньяк, и не перестал говорить. Утверждал, что гестаповцы — настоящие палачи, грубияны, бюрократы, ничего не понимающие в науке и технике.
Рейли подумал, что сам он принадлежит к той же категории людей науки и техники, что и его гость, и так же, как он, не терпит политики. Наверняка они могли бы договориться и легко понять друг друга.
Пулковский выпил коньяк, затянулся сигарой. Он чувствовал себя уже свободнее, не так, как минуту назад. Он внимательно посмотрел на Рейли:
— Чем обязан?
— Сколько вам лет, пан доктор?
— Сорок восемь, — ответил Пулковский, а Рейли подумал, что на вид ему можно дать больше шестидесяти.
— Я инженер, — объяснил Рейли, — и интересуюсь теми же проблемами, что и вы. О ваших научных работах я слышал еще до войны… — Он сделал паузу. Пулковский молчал. — Я не так давно назначен директором этих предприятий, понимаете? — продолжал Рейли. Он открыл ящик письменного стола и достал заранее приготовленную папку. — Здесь несколько чертежей. Это связано с вашей довоенной научной работой. Прошу посмотреть. Помните свое изобретение, запатентованное в тридцать седьмом году в Италии? Так вот, речь идет…
Пулковский бросил взгляд на чертежи, потом решительным жестом отодвинул их от себя.
— Я ничем не могу вам помочь, — твердо сказал он.
— Что? — Рейли громко рассмеялся. — Мне и так все известно! Ваш итальянский патент касался реактивного двигателя!
— Нет, — возразил Пулковский.
— Вы лучше помолчите! — крикнул Рейли, теряя самообладание. — Я создам вам, пан доктор, прекрасные условия для работы. Буду относиться к вам как к коллеге по науке, позабочусь о вашем здоровье…
— О моем здоровье? — проговорил Пулковский. — О нем уже позаботились ваши друзья из гестапо…
— Забудьте об этом. — Рейли с трудом успокоился. — Мы не гестаповцы, а ученые…
Пулковский ничего не ответил, и Рейли проговорил: — Ваша жена, пан Пулковский, находится в застенках гестапо.
Лицо польского ученого посерело, руки снова задрожали.
— Не волнуйтесь, — сказал Рейли. — Лучше подумайте. Даю вам на это немного времени. Вы останетесь на территории завода…
В эту минуту мощный взрыв потряс воздух. Послышался звон разбитого стекла. Взрывная волна ворвалась в кабинет, свет погас. За окном взметнулся вверх огромный столб огня и дыма.
— Пусковая установка! — в ужасе воскликнул Рейли. — Моя установка для запуска реактивных двигателей!
2
Обер-лейтенант Ганс Клос в парадном мундире стоял перед входом в особняк гауляйтера.
В железные ворота одна за другой въезжали автомашины, и охранники СС вытягивались по струнке.
Клос, не зная, чему обязан этим приглашением, посмотрел на часы, чтобы убедиться, точен ли он. Малоизвестный сотрудник абвера, он никогда по работе не был непосредственно связан с гауляйтером. Может быть, постаралась жена гауляйтера? Этой сухопарой немке, изображавшей из себя некоронованную принцессу, Клоса представил Бруннер во время концерта в офицерском казино. Когда пили кофе, жена гауляйтера кокетничала, улыбалась молодому обер-лейтенанту. Клос отвез ее домой. Прощаясь, она сказала: «Надеюсь еще раз увидеть господина обер-лейтенанта». И теперь это приглашение…
Клос решил воспользоваться случаем, чтобы подробнее узнать о реакции немца на диверсию на предприятиях Рейли. Шеф Клоса молчал, словно воды в рот набрал, а Бруннер, который вел расследование по линии гестапо, только повторял: «Мы их схватим».
Клос был обеспокоен. Взрывом оказались уничтожены склады и одна из стартовых площадок, но завод работал по-прежнему в напряженном ритме. Однако информация о проводимых испытаниях реактивных двигателей поступала весьма скудная. При встрече с Эдвардом он сказал: «Наши люди неплохо поработали, но это только начало. Теперь немцы усилят охрану».
