Понсон дю Террайль - Тайны Парижа. Том 2

Лакей вышел, но через несколько минут вернулся.

— Милорд сейчас придет, — доложил он.

Действительно, минуты две спустя вошел лорд Г. Англичанин был по-прежнему спокоен, флегматичен, чуть-чуть улыбался, и суровое лицо его внушало к нему уважение.

— Вы желали видеть меня сударь? — спросил он.

— Да, милорд.

— Я слушаю вас, сударь.

— Я хотел бы знать, — сказал Арман, — что если это шутка…

— Я уже говорил вам, милостивый государь, что я никогда не шучу…

— Допустим, но я желал бы знать, что если это мистификация…

— Остановимся на этом слове, — холодно заметил покровитель Фульмен.

— Если это мистификация, — продолжал Арман, — то долго ли она еще продолжится…

— Не знаю.

— Как! Вы не знаете?

— Нет.

— Но кто же в таком случае знает?

— Сударь, — сказал лорд Г., — ваше заключение зависит не от меня.

— Ну, так от Фульмен? — с иронией спросил Арман.

— Нисколько.

— От кого же тогда?

— От обстоятельств. Арман пожал плечами.

— Сударь, — сказал лорд Г., — я не могу определить, сколько времени вы пробудете здесь, но уверяю вас, что вы не выйдете отсюда, пока известная вам особа…

— Дама в черной перчатке, быть может?

— Быть может.

— Ну и что же?

— Как только она навсегда покинет Париж, вам вернут свободу.

— Вы смеетесь, сударь? — вскричал Арман.

— Клянусь честью, то, что я говорю, совершенно серьезно, дорогой мой.

Арман задрожал от гнева.

— Милорд, — сказал он, — вы никогда не смотрели мне прямо в лицо?

— Напротив.

— Вы не читали в моих глазах?

— Да, я прочитал в них принятое вами решение убить меня, — флегматично заметил англичанин.

— А! отлично!..

— И я убежден, что как только позволят обстоятельства, вы предложите мне драться насмерть, не так ли?

— О, будьте покойны, милорд, — ответил Арман, — обстоятельства никогда не помешают честному человеку отомстить за нанесенное ему оскорбление.

Лорд Г. промолчал.

— Сударь, — продолжал Арман, — знайте, что в тот день, когда я выйду отсюда, мне понадобится ваша жизнь.

— Я это знаю.

Лорд Г. поклонился и уже собрался выйти, когда послышался стук кареты. Англичанин вздрогнул.

— Кто это может приехать в этот час — прошептал он.

— Разумеется, приехали освободить меня, — сказал сын полковника.

— Я не думаю этого.

— Почем знать? — проговорил молодой человек, задрожав от вспыхнувшей в нем надежды.

Раздался стук кареты, катившейся по песку сада, затем на лестнице раздались шаги, дверь отворилась, и вошла женщина. Это была Фульмен. При ее появлении у лорда Г. вырвался крик удивления, а на губах Армана мелькнула ироническая улыбка.

— Вы явились, сударыня, убедиться, что ваш пленник не убежал, не так ли? — спросил Арман.

Горько улыбнувшись, Фульмен посмотрела на него глазами, полными печали.

— Бедный Арман, — прошептала она, — вы являетесь. для меня живым доказательством могущества судьбы…

— И, — прибавил с иронией молодой человек, — упорства женщины, упрямо добивающейся любви человека, который не любит ее.

Фульмен вздохнула, но ее взгляд не выразил ни малейшего гнева и голос не дрогнул.

— Арман, — сказала она, — вы не правы, оскорбляя меня так, потому что моя любовь к вам бескорыстна…

— До такой степени, что вы скрыли меня от света для себя одной.

— Вы ошибаетесь, Арман…

— Вы осмелились в Париже, в наш век, при помощи двух преданных вам негодяев…

Арман не кончил. Негодующим жестом Фульмен заставила его замолчать.

— Сударь, — сказала она ему с величием королевы, — пока вы оскорбляли меня, я молчала, но теперь вы оскорбляете моих друзей… и ваших…

— Моих! Вот как!

— Арман, дорогой Арман, — проговорила Фульмен, гнев которой утих, — настанет час, быть может, скоро, — увы! — когда вы почувствуете горькое, вечное сожаление, что решились сказать это.

— Ах, сударыня…

— Молчите! — остановила Фульмен Армана. — Чего вы хотите?

— Уйти отсюда сейчас, сию же минуту.

— Хорошо, вы можете идти, Арман, — ответила Фульмен.

Он вскрикнул от радости и удивления, а Фульмен продолжала: — Уходите, Арман, вы свободны…

— Я свободен, — проговорил сын полковника, — свободен?

— Да.

Фульмен протянула ему письмо, которое он порывисто схватил, потому что по формату, по цвету конверта и по почерку он узнал, от кого оно. Он сломал печать и начал читать.

«Мой друг.

Теперь полночь. Когда вы получите это письмо через Фульмен, будет около часа. Но не беда! Приезжайте, приезжайте тотчас же на площадь Бово, я вас жду…

Та, которую вы любите…»

Письмо было без подписи, но почерк был слишком знаком Арману, и бедный безумец в увлечении покрыл письмо поцелуями.

— Мой друг, — сказала тогда Фульмен, — поезжайте, но когда вас постигнет несчастье, когда вы осознаете свои ошибки…

— О, пожалуйста, сударыня, — проговорил он с нетерпением, — предоставьте их мне, эти ошибки, о которых вы говорите…

Фульмен замолчала, но слеза скатилась у нее по щеке.

— Бедный Арман, — прошептала она. — Наконец-то!.. Неблагодарный, какими бывают все влюбленные с

нелюбимой женщиной, которая их любит, Арман не заметил ни слезы, скатившейся по щеке Фульмен, ни дрожащего голоса, каким она произнесла последние слова. Он сделал шаг по направлению к лорду Г. и холодно взглянул на него.

— Милорд, — спросил он, — помните ли вы, что я сказал вам час назад?

— Не совсем.

— Я имел честь сказать вам до прихода сюда Фульмен, что в тот день, когда я буду свободен…

— А! Вспомнил…

— Вы поплатитесь своей жизнью.

— Совершенно верно.

— Итак, я надеюсь, сударь, что завтра утром вы будете к моим услугам.

— Согласен.

— В восемь часов, в Булонском лесу, — сказал Арман.

— В восемь часов, хорошо.

— Мы деремся на шпагах.

— Как вам угодно.

В спор вмешалась Фульмен.

— Арман, — сказала она, — лорд Г. известен всем как человек благородный. Он не раз дрался на дуэлях.

— Я это знаю, сударыня.

— И никогда не отказывался от поединка.

— Надеюсь.

— Но завтра драться с вами он не будет.

— Вот как! В самом деле?

— Он не будет драться, повторяю вам.

— Почему?

— Потому, что я запрещаю ему это.

— Хорошо, я не буду драться, — сказал англичанин.

— Сударыня, — гневно вскричал Арман, — милорд оскорбил меня!..

— Нисколько. Все, что делал милорд, было сделано по моему приказанию.

— Не все ли равно!

— Уезжайте, — проговорила Фульмен, — и если через неделю вы не явитесь сюда извиниться перед лордом Г., то он будет драться с вами; а теперь уезжайте, Арман, — прибавила Фульмен разбитым голосом. — Уезжайте, дитя мое, судьба наложила свою печать на ваше чело.