Юрий Смолич - Ревет и стонет Днепр широкий
Как же действовали дальше?
Коцюбинский оставил небольшую охрану у ворот, a сам вместе с Ураловым и остальными семеновцами направился в здание. На первом этаже стояли ротации и размещался склад бумаги, на втором — стереотипная, на третьем — наборный цех. Редакция занимала верхний, шестой этаж. Но редакция — дело десятое: пока операция захвата всего здании будет продвигаться этаж за этажом вверх, нужно, не теряя времени, сразу же овладеть ротационным цехом, выбросить матрицы «Русской воли», заложить матрицы «Рабочего пути» и начинать печатание.
Они вбежали в цех с винтовками на изготовку.
Огромный цех заливал яркий электрический свет. Ротации ритмично гудели, бесконечные ослепительно белые полосы бумажной ленты раскручивались из рулонов, исчезали в пастях машин — и непрерывным потоков ложились уже один на один, лоснясь свежей краской, огромные листы отпечатанных экземпляров «Русской воли».
Солдаты с оружием в руках ни у кого в цехе не вызвали удивления: типография уже который день работала под охраной, а в цех с оружием в руках заходили — то смена стражи, то комендантский патруль, то еще какая–нибудь инспекция или военный надзор. Но почему так много? И почему винтовки на изготовку?.. Операторы не отошли от машин, а только взглянули из–под зеленых козырьков на лбу. Подошли свободные техники, подсобные рабочие.
Коцюбинский предъявил инженеру мандат Военно–революционного комитета. Уралов — мандат от Совета фабзавкомов.
— Остановить машины! — приказал Коцюбинский.
Уралов обратился к рабочим:
— В городе началось восстание. Контрреволюционная «Русская воля» закрывается навсегда! Здесь будет печататься центральный орган большевистской партии. — Он остановился на миг: профсоюз печатников был в значительной мере под влиянием меньшевистского руководства — как воспримут это сообщение рядовые члены союза? — Признаете ли вы власть Советов, товарищи?
Тут воспоминание снова вызвало радостную улыбку на лице Коцюбинского — в который уже раз за эти дни повторилась одна и та же реакции: печатники закричали: «Ура! Восстание! Да здравствует власть Советов!..»
После этого Уралов с семеновцами направился дальше с этажа на этаж — до самой редакции, а Коцюбинский налаживал охрану: на каждом этаже, как только Уралов занимал его, выставлялся один часовой; по одному часовому выставили у каждой ротации на первом этаже, пять человек с пулеметом было выделено для внешней охраны во дворе.
Покончив с этим Юрий разыскал телефон на первом этаже и начал дозваниваться в Смольный.
Это было нелегкое дело. Телефонную станцию уже захватили красногвардейцы Выборгского района и провода Смольного включали немедленно, однако телефон на третьем этаже в комнатах ВРК был все время занят: во все концы Петрограда передавались распоряжения и со всех концов поступали рапорты или запросы.
Минут через десять Коцюбинскому наконец все же удалось дозвониться. В трубке он услышал хриплый после долгих бессонных ночей и от нескончаемых телефонных разговоров знакомый голос самого Подвойского.
— Николай Ильич! — обрадовался Юрий. — Это ты? У аппарата Коцюбинский. Рапортую: первый этаж типографии «Русская воля» занят, ротации в наших руках, подгоняем стереотипы «Рабочего пути». Уралов занимает этаж за этажом выше и…
— Знаю, — прервал Подвойский, — и, оказывается, больше, чем ты: занят уже и шестой этаж — редакция. Уралов только что звонил мне из кабинета самого редактора.
Юрий смутился, но Подвойский продолжал говорить, он спешил:
— Высылаем еще одну машину с красногвардейцами, вам на помощь; берегите типографию как зеницу ока! Редакция «Правды» тоже этой машиной выехала к вам…
— «Правды»?
— Ну да, «Правды»: «Правда» снова будет выходить! Нужно вырубить в стереотипах заголовок «Рабочий путь» и поставить «Правда». Но если это не задержит выхода газеты: скорейший выход газеты — главное! Утром газета должна быть готова! Слышишь? Это приказ Уралову. О заголовке пускай решает на месте ночной редактор «Правды» — Савельев…
— Какой Савельев?
— Ну, Петров.
— Наш киевский Петров–Савельев?
Подвойский, кажется, улыбнулся там, на другом конца провода, в Смольном:
— Был киевский, теперь всероссийский. Ваш «киевский», — иронично добавил Николай Ильич, и Коцюбинский понял, что на этот раз речь идет о партийной кличке Юрия Пятакова «Киевский», — все–таки выжил его из киевской парафии, сукин сын!.. Ну да ничего, верные ленинцы сейчас, в минуту восстания, здесь нам особенно нужны. А вашего «киевского» лендлорд Владимир Ильич велел немедленно отозвать в Петроград, поближе к ЦК; мы, украинцы, имеем на него зуб! Ты слыхал, этот политикан якшается там с сепаратистами и меньшевиками? Ну да! И можешь не удивляться: от великодержавничества до сепаратизма один шаг… Есть думка послать нашею Пятакова в Госбанк — инспектором, директором, государственным банкиром или как там еще придется это наименовать? Пускай свой административный гений и экономические таланты проявляет в области финансов! Тем паче, что среди нас нет никого, кто бы разбирался во всех этих контокорренто, сальдо, балансах и прочей бухгалтерской абракадабре, я спецы–финансисты будут стараться обмануть и запутать нас. Ну, прости, разговорился я, а времени нет! Счастливо!..
Коцюбинский хотел было уже положить трубку, но Подвойский еще закричал:
— Постой! Постой! Юрко! Алло!.. Это еще ты? Слушай: есть еще одно дело, и очень важное. Понимаешь… Петров–Савельев с редакцией уже выехал к вам, а тут… появился один… понимаешь… — Коцюбинскому показалось, что Подвойский хотел даже понизить голос, чтобы его не услышали. — Этакая, понимаешь, заметочка появилась… Хорошо бы вставить в свежий помер газеты. Как ты там, Юрко? Делатб же тебе нечего — Уралов и один управится. Может, ты прогуливаясь, заглянул бы на минутку, сам, лично, и немедленно?
Коцюбинский понял: речь шла о каком–то важном документе, и было крайне необходимо, чтобы он попал в номер газеты, стереотипы которого уже закладывались в ротацию.
— Буду немедленно! — ответил Коцюбинский.
Они разъединились, и Коцюбинский, предупредив семеновцев о скором прибытии из Смольного машины с редакцией «Правды», поспешил на улицу. До Смольного был не короткий и не простой путь! Нужно пробиться через кварталы, которые контролируют верные Временному правительству юнкера, а у него ведь только мандат ВРК — о назначении комиссаром и Семеновский полк да еще… справка, что он выпущен на поруки большевистской партии после ареста за участие в июльском восстании и обязан до суда ежедневно являться в комендатуру для регистрации. На эту регистрацию он, конечно, ни разу не ходил. Ничего себе, хорошенькие документы! Юнкера сразу поставят к стенке и расстреляют — до суда и без регистрации.
