Понсон дю Террайль - Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа
– Маркиза, конечно, не ожидает подобной встречи, а потому будет сильно поражена этим и, вероятно, не станет вам возражать, а вы между тем будете продолжать.
– О, как я страдаю, когда не вижу тебя… Всякий раз, когда мы расстаемся до нового свидания, мое сердце разрывается на части.
– Но, – заметил Шерубен, – она уничтожит меня своим взглядом.
– Ей недостанет времени.
– Почему?
– Потому что через стеклянную дверь соседней комнаты будет произведен выстрел, который размозжит ей голову.
Шерубен вздрогнул.
– О, будьте вполне спокойны, – заметил прехладнокровно Рокамболь, – маркиз Ван-Гоп лучший из всех стрелков, которых я только знаю, и вы можете быть уверены, что он не убьет вас нечаянно.
– Но, – возразил Шерубен, – когда он убьет свою жену… то и меня будет ожидать та же участь?
– Нет.
– Но ведь это так должно быть.
– Положим… но он поклялся не трогать вас.
– Это успокаивает меня.
– Да и к тому же у вас будет вполне достаточно времени, чтобы бежать… у дверей будет ожидать почтовая карета… вы сядете в нее и отправитесь в Гавр, где и подождете меня, а оттуда мы проедемся с вами по Англии.
– Отлично.
– Но, кстати, что ваше пари?
– Тсс! – пробормотал Шерубен. – Сколько мне кажется, то оно выиграно.
– Как! Вы надеетесь? Шерубен вынул письмо Баккара.
– Прочтите, – заметил он, подавая, его Рокамболю. Виконт прочел его и возвратил тотчас же назад.
– Мой друг, – сказал он, – вы не боитесь ловушки?
– Боже мой! Какой ловушки?
– Баккара в глубине своей души должна ненавидеть вас… Ведь вы держали об ней пари?
– Мой милый, – ответил совершенно спокойно Шерубен, – женщины прощают всегда смелость… Баккара сходит с ума от меня.
– Что же из этого… на вашем месте я бы не надеялся. Фат только пожал плечами.
– Полноте, – сказал он, – вы не знаете женщин… Если бы Баккара не была искренна и я не произвел на нее впечатление, то она бы не потребовала от меня, чтобы я отказался от этого пари.
– Итак, она убеждена, что этого пари больше не существует?
– Конечно. Она хочет сохранить графа и его миллионы… этот граф представляет собой для нее прозу жизни, а я – поэзию ее сердца.
– Но пари все еще существует?
– Тайно.
– И вы надеетесь выиграть пятьсот тысяч франков?
– Конечно!..
– В таком случае, – заметил Рокамболь совершенно спокойно, – позвольте мне сделать вам небольшой подарок.
– Делайте…
– Я привез с собой из Америки особенную туземную эссенцию, которая распространяет великолепное благоухание вокруг себя и вместе с тем замечательно возбуждает нервную систему, располагая человека к приятному и веселому состоянию духа, что бывает очень полезно в таком положении, как ваше!..
– Конечно, – заметил Шерубен, – и ваш подарок для меня дорог.
– У меня есть еще один флакон… я вам пришлю его завтра… вы подарите его Баккара как какую-нибудь драгоценность и порекомендуете ей убедиться в том, понюхав этой эссенции… она из одного только женского любопытства понюхает.
– Вероятно, – заметил, улыбаясь, Шерубен.
– В особенности, – продолжал Рокамболь, – не нюхайте сами – иначе вы рискуете разоблачить все наши тайны… смотрите же, исполните в точности все, что я вам сказал.
– Будьте спокойны, но госпожа Маласси?
– Ее не будет дома… так что вы будете наедине с маркизой… Все это уже отлично обдумано и подстроено-
– Так!
– Итак, мой дорогой, – закончил Рокамболь, – отправимся теперь, если вы желаете, в Булонский лес. На обратном пути мы заедем ко мне, и я дам вам этот дорогой флакон.
Молодые люди сошли вниз и, сев на лошадей, отправились, через Елисейские поля, в Булонский лес.
Вечером в этот же день Оскар де Верни отправился в свой клуб… Граф Артов был уже там.
Шерубен раскланялся с ним.
Через две минуты после этого они встретились вместе с ним в курительной комнате.
Шерубен опять поклонился ему.
– Вы имеете что-нибудь сказать мне? – спросил его вежливо, но довольно гордо граф.
– Мне хотелось, граф, напомнить вам о нашем пари.
– Я держу его.
– Мне вот это-то и хотелось знать, потому что, сколько мне кажется, я выиграю его.
– А… – заметил совершенно спокойно граф.
Шерубен подал ему письмо, полученное им в этот день утром, и спросил:
– Вы, вероятно, знаете руку Баккара?
– Даже отлично.
– Так вы теперь узнаете ее.
– Нет… вы ошибаетесь, сударь. Шерубен удивился.
– Как! – проговорил он. – Это не ее рука?
– Нет, – ответил с глубоким убеждением граф.
– Но ведь нельзя же сомневаться, что это письмо от нее?
– Может быть… конечно, она могла, из благоразумия, попросить написать это письмо свою приятельницу или даже просто свою горничную.
Это было так правдоподобно и так походило на женские привычки, что убеждение Шерубена нисколько не поколебалось.
– Очевидно, – сказал он, – что если Баккара не писала сама, то, по крайней мере, заставила писать за себя.
– Может быть, – подтвердил опять граф.
– Итак, вы теперь думаете, что проиграете пари?
– Ну, нет еще…
– Как! – вскрикнул удивленный Шерубен.
– Очень просто… для того, чтобы я это думал, необходимо, чтобы я слышал, как Баккара скажет вам, Шерубену: «Я вас люблю».
– Но можете ли вы как-нибудь спрятаться у нее?
– Очень легко… я подкуплю ее горничную и при посредстве ее спрячусь к ней в уборную… Баккара, по всей вероятности, примет вас в своем будуаре.
– А когда вы услышите это знаменательное слово, то сочтете ли вы пари проигранным с вашей стороны?
– Да.
– В таком случае, – заметил нагло Шерубен, – советую вам написать вашему банкиру.
– Я сделаю еще лучше этого, – ответил граф, смотря на часы, – теперь ровно восемь – , она ждет меня в девять и, конечно, выпроводит ради вас еще до одиннадцати часов… я возвращусь домой, захвачу с собой пятьсот тысяч франков в банковых билетах и возвращусь потихоньку обратно к ней и спрячусь у нее в уборной… Если Баккара, как вы говорите, действительно любит вас, то вы возвратитесь от нее сегодня с пятьюстами тысячами франков.
Шерубен поклонился.
– Точно так же я возьму и свои пистолеты, – продолжал граф с таким хладнокровием, что невольно смутил Шерубена, – потому что если Баккара вас не любит и не она писала записку, которую вы мне сейчас показывали, то ваше пари проиграно, и я воспользуюсь своим правом, чтобы убить вас.
Шерубен невольно вздрогнул при этих словах, но так как он глубоко веровал в свою звезду, то быстро оправился от смущения.
– Вы правы, граф, – пробормотал он и поклонился.
– Прощайте, – ответил ему граф. Они раскланялись и разошлись.
