Ф. Мюльбах - Шестая жена короля Генриха VIII
— Почему же вы, ваше величество, думаете, что именно меня особенно обрадует это? — изумленно спросил Сеймур.
Королева собралась с силами, чтобы быть твердой и не терять самообладания.
— Потому что принцесса доверила мне свою любовь и потому что мне известна ваша нежная привязанность друг к другу! — тихо сказала она и почувствовала, как вся кровь отлила от ее лица.
Граф с немым удивлением посмотрел на королеву и затем обвел пристальным взором комнату.
— Нас подслушивают? — тихо спросил он. — Мы не одни?
— Мы совершенно одни, — громко произнесла королева. — Никто не может услышать нас; только Бог — свидетель нашего разговора.
Елизавета, стоявшая за портьерой, почувствовала, как стыдливый румянец прилил к ее лицу, и стала раскаиваться в своем поступке. Но ее словно приковали к этому месту. Действительно, подслушивание низко и недостойно принцессы, но в эту минуту она была лишь юной девушкой, любившей и жаждавшей созерцать любимого человека.
— В таком случае, если мы одни, пусть спадет маска, закрывающая мое лицо, пусть разорвется панцирь, сковывающий мою грудь! Привет тебе, Екатерина, моя звезда и надежда! Ты говоришь, что никто не слышит нас, кроме Бога? Ему известна наша любовь, Он знает, с каким страстным восторгом я ждал той минуты, когда я наконец снова буду с тобою! Господи Боже, уже целая вечность прошла с тех пор, как я не видел тебя, Екатерина, и мое сердце жаждет тебя. Да благослови тебя Бог, что ты наконец снова призываешь меня, Екатерина, моя любовь! — воскликнул граф Сеймур и распростер свои объятья.
Но королева отстранила его и с горечью произнесла:
— Вы ошибаетесь в имени, граф! Вы говорите «Екатерина», а подразумеваете Елизавету! Вы любите принцессу, ваше сердце принадлежит ей, и она тоже отдала вам свое сердце. Граф, я буду покровительствовать вашей любви и, будьте уверены, не прекращу своих просьб и молений до тех самых пор, пока не склоню короля исполнить ваши желания и дать свое согласие на ваш брак с Елизаветой.
Сеймур, усмехнувшись, возразил:
— Это — маскарад, Екатерина, и вы все еще не снимаете маски со своего прекрасного лица! Долой эту маску! Я хочу любоваться тобою такой, какова ты в действительности; я хочу видеть в тебе твое прекрасное «я», хочу видеть женщину, которая принадлежит мне, которая клялась мне быть моею и уверяла меня всем святым, что будет любить меня, будет верна мне и последует за мною, как за своим супругом и повелителем. Неужели, Екатерина, ты забыла свои клятвы? Неужели ты изменила своему сердцу? Неужели ты намерена оттолкнуть меня и, как мяч, надоевший тебе, перекинуть меня другой женщине?
— О, я никогда не забуду и не могу быть неверной! — почти бессознательно произнесла королева.
— В таком случае ради чего ты говоришь мне о Елизавете? Ведь ты — моя невеста и жена в будущем, моя ненаглядная Екатерина! Зачем ты говоришь мне об этой жалкой принцессе, которая, как почка к солнцу, тянется к любви и первого встречного считает за солнце, по которому она томится. Что нам за дело до Елизаветы, моя дорогая Екатерина? И зачем нам заниматься этим ребенком в минуты столь долгожданного свидания?
— О, он зовет меня ребенком, — пробормотала Елизавета, — я для него — не более как ребенок!…
Она зажала рот рукою, чтобы не вскрикнуть от гнева.
А между тем Сеймур с непреодолимой силой притянул в свои объятия Екатерину и сказал с нежной мольбой:
— Не избегай меня!… Наконец наступил час, решающий наше дальнейшее существование. Король при смерти, и наконец-то моя Екатерина будет свободна и получит возможность следовать влечению своего сердца!… В эту минуту я вспоминаю о твоей клятве. Помнишь ли ты тот день, когда ты указала мне на этот час? Помнишь ли ты, Екатерина, как ты клялась мне быть моей женою и избрала меня своим повелителем в будущем? О, моя любимая, наконец-то с тебя будет снята корона, которая обременяет твою голову!… Теперь я стою пред тобой, как твой подданный, но через несколько дней я буду твоим господином и супругом и спрошу тебя: «Екатерина, моя жена, сохранила ли ты мне верность, в которой ты мне поклялась, не изменила ли ты своим клятвам и своей любви, сохранила ты мою честь, которая является и твоей честью, незапятнанною и можешь ли с чистой совестью взглянуть мне прямо в глаза?»
Сеймур смотрел на Екатерину гордым и пламенным взором, и под его повелительным взглядом растаяла вся ее крепость и гордость, как тает лед под солнечными лучами. Он снова был господином, повелевавшим ее сердцем, а она — покорной девушкой, счастье которой заключалось в том, чтобы преклоняться пред волею любимого человека.
— Я могу свободно смотреть тебе в глаза, — пробормотала она, — на моей совести нет ни одного греха. Я не любила никого, кроме тебя, и только Господь занимает место в моем сердце рядом с тобою.
Совершенно обессиленная и опьяненная счастьем, она опустила голову на грудь графа и, в то время как он обнимал ее и покрывал поцелуями ее губы, чувствовала лишь, что невыразимо любит его и что для нее нет счастья без него.
Это был сладкий сон, это был миг дивного упоения.
Но это был только миг. Чья-то рука порывисто легла на ее плечо, и хриплый, гневный голос выкрикнул ее имя.
Екатерина подняла взор и встретилась с бешеным взглядом Елизаветы. С смертельно бледным лицом и дрожащими губами и раздувающимися ноздрями стояла перед ней принцесса, и ее глаза метали пламя гнева и ненависти.
— Так вот та дружеская услуга, которую вы мне обещали? — сказала она, скрежеща зубами. — Не ради ли того вы вкрались в мое доверие, выведали мою сердечную тайну, чтобы с иронической усмешкой выдать ее своему любовнику, чтобы насмеяться над достойной сожаления девушкой, которая, на момент забывшись, дала обмануть себя и сочла негодяя благородным человеком? Горе, горе вам, Екатерина! Заявляю вам, что не буду иметь жалости к прелюбодейке, насмеявшейся надо мной и обманувшей моего отца!…
Принцесса была взбешена; она отбросила руку, положенную было Екатериной на ее плечо, и, как разъяренная львица, отскочила при прикосновении своей соперницы. Кровь ее отца кипела и бурлила в ней, и, как истинная дочь Генриха VIII, она затаила в своем сердце только кровожадные и мстительные мысли. Она окинула мрачным взором Сеймура, и презрительная улыбка заиграла на ее губах.
— Милорд, — сказала она, — вы назвали меня ребенком, легко поддающимся обману, потому что он тянется навстречу солнцу и счастью. Да, вы правы, я была ребенком и была достаточно глупа, чтобы принять жалкого лжеца за дворянина, достойного гордого счастья быть любимым королевской дочерью. Да, вы были правы, это был ребяческий сон. Благодаря вам я теперь пробуждаюсь от него; вы превратили ребенка в женщину, которая осмеивает свое юное неразумие и сегодня презирает то, чему поклонялась еще вчера. Между нами все кончено. Вы слишком ничтожны и презренны даже для моего гнева. Однако говорю вам: вы вели опасную игру и проиграете ее! Вы медлили своим выбором между королевой и принцессой, но ни та, ни другая не достанутся вам, потому что одна вас презирает, а другая… взойдет на эшафот.
