Сэмюэл Шеллабарджер - Рыцарь короля
Он овладел этим способом в совершенстве, дабы получать ощутимый доход. Ибо зачем человеку отказываться от законной выгоды, если её можно иметь, не нарушая служебного долга, и притом принести пользу не только самому себе, но и другим? Его метода требовала помощи нескольких стражников, которым тоже причиталась их доля, и метода эта содержала в себе изящный пассаж, тешащий чувство юмора мэтра Тибо.
Если коменданту замка и было об этом что-нибудь известно, то он вполне мог закрыть глаза на столь полезное для дела мошенничество.
Итак, ассистенты Тибо препроводили Блеза, уже заметно ослабленного голодом, на вторую встречу с мастером. Но на этот раз, когда заключенного привели в мастерскую, Тибо велел помощникам удалиться, ибо желал — так он сказал — попробовать урезонить де Лальера, поговорив с ним с глазу на глаз.
Когда дверь за ними закрылась, Тибо, к изумлению Блеза, понизил голос до шепота и задал странный вопрос:
— Я так думаю, вы человек богатый?
От Блеза не ускользнула возможная цель вопроса. Он ухватился за эту соломинку:
— Нет, но у меня есть друзья.
— Это все равно, — сказал Тибо. — Ну, а я человек бедный и смог бы с пользой потратить тысячу турских ливров.
— Это огромная сумма.
Тибо улыбнулся во весь рот:
— Разве слишком огромная цена за побег мсье? Мсье осталось всего три дня, а потом его побреют — если не будет добровольного признания. Но даже если оно и последует, то ему не миновать площади Гренет…
— Говори, что ты имеешь в виду.
Тот, казалось, колебался: поджал толстые губы, сплюнул с задумчивым видом. Потом ещё тише, чем прежде, предложил:
— Позаботьтесь, чтобы я получил тысячу турских ливров, и я переправлю вас через стену.
— Как?
— О Господи, да по веревке. Вот как.
В таком предложении не было ничего невероятного. Тысяча ливров — целое богатство для человека, занимающего в обществе такое положение, как Тибо. Блез не имел никаких причин считать его менее продажным, чем прочие, — скорее наоборот. Кроме того, с самого начала он возлагал большие надежды на подкуп, о чем и сказал тогда Пьеру.
— Ты же знаешь, что я не могу связаться с друзьями.
— Предоставьте это мне.
Здесь-то и возникло затруднение. Какие друзья? Пьер де ла Барр мог перевернуть небо и землю, чтобы достать денег, но названная сумма превышала его возможности.
Обращаться к маркизу, даже если он уже прибыл в Лион, было совершенно немыслимо. Де Сюрси сам под тяжким подозрением, и просить у него помощи — все равно, что предлагать ему добровольно сунуть голову в петлю, тем более, что Тибо вполне мог оказаться двурушником. Нет, чего бы это ни стоило, маркиз не должен знать ничего.
Пьер — вот единственная возможность. Он был раньше любимым пажом сестры короля, он состоял в родстве с королевским фаворитом, Жаном де ла Барром. Он более или менее защищен на случай предательства Тибо. Но одному Господу Богу известно, откуда он смог бы достать тысячу ливров.
— Ты просишь слишком много.
— Возможно, друзья мсье посчитают иначе.
— А какая может быть уверенность у них или у меня, что ты не ведешь нечестную игру?
— Никакой, — сказал Тибо в полном соответствии с истиной. — Но мы с ними можем договориться об условиях оплаты.
Когда человек тонет, у него нет выбора. Он должен хвататься даже за гнилой сук, если нет ничего лучшего.
— Разыщи господина Пьера де ла Барра, — сказал Блез. — Я думаю, что ты найдешь его в гостинице «Дофин» на улице Альбержери.
— Пьер де ла Барр, — кивнул тот.
— А как я узнаю, что сделка состоялась?
— Если сделка состоится, — ответил Тибо, — то вечером, перед побегом, вы получите полную миску мяса. За тысячу ливров это не так много…
Когда Блеза увели, мэтр Тибо позволил себе минуту посмеяться беззвучным смехом. Теперь этот дурак может строить воздушные замки своей надежды; и чем выше он их возведет, тем глубже будет его падение.
Глава 40
Пьер де ла Барр, кипя от бессильного гнева после королевского суда над Блезом, в тот же день спешно покинул Лион, задержавшись ровно настолько, чтобы вверить Кукареку особому попечению хозяина гостиницы «Дофин». Поздним вечером он добрался до Тарара. Выехав на следующий день ранним утром, он достиг Лальера задолго до полудня.
Пьер прекрасно понимал, насколько важно как можно скорее доставить в Лион мадам де Лальер. Король был чрезвычайно милостив к женщинам. Ее свидетельство по делу Блеза могло и перевесить измышления де Норвиля. На случай же, если из этого ничего не выйдет, у Пьера все ещё должно остаться время связаться с кем-нибудь из мелких служителей замка Пьер-Сиз и попробовать использовать подкуп.
Однако сейчас все зависело от того, что сталось с мадам де Лальер. Если она покинула окрестности конфискованного замка, то нечего терять время на розыски. Однако Пьер надеялся, что ей и Рене могли из милости позволить остаться в замке, пока не поступят окончательные распоряжения насчет этого владения. Пьер был сильно удручен ужасным положением Блеза, а тревога за Рене заставляла его ещё сильнее торопиться по дороге из Лиона.
Добравшись до деревушки Лальер, он галопом проскочил её и поднялся на возвышение, где стоял замок. Его встретили запертые ворота, выкрашенные желтой краской, — знак конфискации. Они выглядели страшно, как лицо мертвеца. Подъехав ближе, он постучал по створке рукоятью шпаги и услыхал, как изнутри заброшенного замка ему отвечает одинокое эхо. А больше — ни звука. Впрочем, оставалась ещё надежда, что в доме живут, но пользуются каким-нибудь другим входом.
Привязав коня в укромном месте, он отыскал в кладке стены опоры для ног и, вскарабкавшись наверх, спрыгнул во двор. Взору его открылась картина крайнего запустения. Между булыжниками двора уже пробилась трава, огород зарос бурьяном, зеленая пелена ряски затянула поверхность утиного пруда; на вершине бельведера, где когда-то нес караул Клерон, стояла высокая трава. Окна дома безжизненно смотрели в пустоту. Исчезли не только люди и животные, исчезли даже голуби из голубятни.
В тревожной тишине, многократно усиливающей звук его шагов, Пьер пересек двор, подошел к парадной двери и постучал. Снова до него донесся лишь гулкий отзвук, и больше он не повторял этой напрасной попытки. Он не был склонен к задумчивости, но некоторое время стоял, охваченный смятением, — так велика была разница между тем, что наблюдал он сейчас и видел здесь всего полтора месяца назад.
Пьер часто воображал, как возвратится в Лальер, в лучах королевского благоволения и славы Блеза, в качестве признанного поклонника Рене. Он без устали расцвечивал эту сцену красками своей фантазии, варьируя самые яркие цвета… И вместо этого — такая мрачная действительность!
