Исабель Альенде - Зорро. Рождение легенды
Удивительная форма шрама на щеке Алькасара — отчетливая буква Z — напомнила Монкаде о некоем Зорро, оставившем подобные знаки в спальне шевалье Дюшама и на стене в барселонской казарме. Оба случая были связаны с освобождением заключенных, совсем как в Эль-Дьябло. Негодяй Зорро как-то посмел использовать для своих выходок имена Рафаэля и его тетки Эулалии де Кальис. Монкада поклялся рассчитаться с ним, но случая так и не представилось. Сделать выводы было не так уж сложно: пока Диего де ла Вега был в Барселоне, там появлялась злосчастная буква Z, как только он перебрался в Калифорнию, кто-то оставил такую же отметину на щеке Алькасара. Едва ли это было простое совпадение. Таинственный Зорро и Диего вполне могли оказаться одним и тем же лицом. Так или иначе, лучшего случая отплатить мерзавцу де ла Веге за все оскорбления могло и не представиться. Монкада опрометью ринулся в миссию, в страхе, как бы добыча не ускользнула, и обнаружил Диего под аркой из дикого винограда спокойно попивающим лимонад и читающим стихи. Монкада приказал сержанту Гарсии арестовать преступника, и бедный толстяк, до сих пор, как в детстве, благоговевший перед Диего, был вынужден подчиниться. Появившийся во дворе падре Мендоса заверил Монкаду, что Диего никак не может быть смутьяном Зорро. Исабель поспешила на выручку старику. Она заявила, что знает юношу вот уже пять лет, росла с ним под одной крышей и привыкла считать своим братом, что он славный молодой человек, добрый, безобидный, сентиментальный, болезненный и что он никоим образом не напоминает ни разбойника, ни героя.
— Спасибо, дорогая, — процедил сквозь зубы обиженный Диего, но тут же заметил дерзкие огоньки в раскосых глазах Исабель.
— Зорро вступился за индейцев, потому что они ни в чем не виноваты, и вы знаете это не хуже меня, сеньор Монкада. Он не крал жемчуг, а взял его как доказательство беззаконий, которые творились в Эль-Дьябло, — заметил миссионер.
— О каком это жемчуге вы говорите? — вмешался перепуганный Карлос Алькасар, пытаясь понять, насколько священник осведомлен об их делишках.
Падре Мендоса признался, что Зорро передал ему жемчужины, которые предстояло отправить властям в Мехико. Рафаэль Монкада вздохнул с облегчением: он даже не предполагал, что вернуть сокровище будет так легко. Старый шут в сутане не был серьезной помехой, избавиться от него было проще простого. А на что, по-вашему, существуют несчастные случаи? Горячо поблагодарив священника за то, что он взял на себя труд спрятать и сохранить жемчуг, Рафаэль попросил вернуть его, заверив, что он сам во всем разберется. Если Карлос Алькасар действительно злоупотреблял своей должностью начальника тюрьмы, его ждет суровое наказание, однако беспокоить официальные власти в Мехико нет никакой нужды. Падре Мендосе пришлось подчиниться. Он не посмел прямо обвинить Монкаду в пособничестве Алькасару: любой неосторожный шаг мог стоить старому священнику самого дорогого — его миссии. Падре принес мешок и положил его на стол.
— Это собственность короны. Я уже отправил письмо вышестоящим лицам, и они назначат расследование, — сообщил он.
— Письмо? Что ж, если корабль еще не отплыл…— вступил Алькасар.
— Я использовал другой транспорт, быстрее и надежнее.
— Это весь жемчуг? — недоверчиво спросил Монкада.
— Откуда мне знать? Меня не было, когда его украли, и я понятия не имею, сколько жемчужин было на самом деле. Только Карлос может ответить на этот вопрос, — смиренно ответил миссионер.
Эти слова усилили подозрения Монкады относительно своего сообщника. Он грубо схватил священника за руку и заставил его повернуться к распятию, висевшему на стене.
— Клянитесь святым крестом, что это все жемчужины, которые у вас были. Если солжете, отправитесь в ад, — приказал он.
В комнате воцарилась страшная тишина, все присутствующие затаили дыхание, и казалось, что даже воздух в комнате перестал колебаться. Помертвевший падре Мендоса не сразу нашел в себе силы преодолеть сковавшее его потрясение.
— Вы не смеете, — пробормотал он.
— Клянитесь! — повторил Монкада.
Исабель и Диего хотели было вмешаться, но падре Мендоса, остановив их жестом, опустился на колени, прижав правую руку к сердцу и устремив взгляд на фигуру Христа, которую вырезал из дерева индеец неофит. Он дрожал от унижения и ярости, но не от страха. Священник не боялся попасть в ад, по крайней мере не из-за этого.
— Клянусь святым крестом, что отдал все жемчужины, которые у меня были. Гореть мне в аду, если я солгал, — твердо произнес падре Мендоса.
В наступившей тишине послышался вздох облегчения, который издал Карлос Алькасар. Если бы Монкада узнал, что его сообщник присваивает себе лучшую часть добычи, за жизнь начальника тюрьмы никто не дал бы и ломаного гроша. Алькасар полагал, что замшевый мешочек достался разбойнику в маске, но никак не мог взять в толк, отчего грабитель не присвоил себе и остальной жемчуг. Диего, разгадавший ход мыслей Алькасара, не удержался от довольной усмешки. Монкада был вынужден принять клятву падре Мендосы, однако он не собирался уходить с пустыми руками и упускать возможность отправить на виселицу старого врага. — Гарсия! Арестовать де ла Вегу! — приказал он.
Толстяк вытер пот со лба рукавом мундира и с явной неохотой выполнил приказ.
— Весьма сожалею, — пробормотал он, давая знак двоим солдатам увести арестованного.
Исабель бросилась к Монкаде, повторяя, что у него нет никаких доказательств против ее друга, но тот грубо оттолкнул девушку.
Диего де ла Вегу заперли в комнате для слуг в доме, который когда-то принадлежал его родителям. Раньше ее занимала Роберта, мексиканка с обожженным лицом: она обварила его горячим шоколадом. Что с ней стало теперь? Прежде юноша не замечал, в каких условиях живут слуги. Крошечные каморки без окон, земляной пол, грубые, некрашеные стены, из обстановки только соломенный тюфяк, стул да деревянный сундук. Здесь протекало детство Бернардо. Маленький Диего спал совсем рядом в бронзовой колыбели, покрытой марлевым пологом, защищавшим от пауков, в детской, полной игрушек. Отчего раньше он не замечал этого? Невидимая стена отделяла уютный мирок хозяев гасиенды от шумной вселенной слуг. В мире господ царили свет, чистота и роскошь, там пахло цветами и отцовским табаком. В мире слуг кипела совсем другая жизнь: грубоватая болтовня, мычание коров, перепалки, суета. Этот мир пах толченым перцем, горячим хлебом, замоченным в щелоке бельем и очистками. Господский сад с его клумбами и фонтанами, в который выходила украшенная изразцами терраса, казался подлинным раем, а задний двор летом был покрыт пылью, а зимой слякотью.
