Эндрю Ходжер - Храм Фортуны
— Ты не узнал меня? — с некоторым вызовом спросил мужчина. — Что ж, в той каюте было не очень светло...
В каюте! Словно вспышка молнии озарила трибуна. Конечно, это тот самый человек!
— Ты — Клемент, раб Агриппы Постума, — сказал он с расстановкой. — Мы встречались на «Золотой стреле», когда Август плавал на Планацию повидаться с внуком.
Трибуну вовсе не понравилось, что какой-то раб запросто зашел к нему и ведет себя так фамильярно. Но, впрочем, сам Август обращался с ним, как с другом, так что...
— Ну, наконец-то, — улыбнулся мужчина. — Действительно, мы виделись тогда на корабле. Но только зовут меня не Клемент. Я — Марк Агриппа Постум.
Сабин недоверчиво покачал головой. Мысли его по-прежнему путались.
— Август назвал тебя Клементом, — с сомнением произнес он. — К тому же, Агриппа Постум уже отправлен в Царство теней усилиями своих милых родственничков. Об этом было официально сообщено.
— А разве ты еще не слышал, что Агриппа появился в Остии? Что его опознали вне всяких сомнений?
Сабин пожал плечами.
— Это пока непроверенные слухи. И ими может воспользоваться любой авантюрист.
— Не очень-то ты вежлив с наследником Божественного Августа, трибун, — в голосе мужчины зазвучали угрожающие нотки. — Смотри, как бы тебе не пожалеть....
Сабин тяжело вздохнул и протянул руку к кубку. Сосуд был пуст.
— Корникс! — рявкнул трибун со злостью. — Где вино?
Потом он вновь посмотрел на пришельца.
— Мне уже о стольком пришлось пожалеть за последнее время, что теперь меня трудно испугать, — сказал он апатично. — Ну, допустим даже, что ты действительно Марк Агриппа Постум. И что же? Ведь наследником Божественного Августа ты пока считаешь себя только сам, а в глазах закона ты ссыльный преступник, общение с которым запрещено. И если тебя найдут здесь, то нам обоим непоздоровится. Однажды я уже поддался на подобную уловку, но, поверь, отнюдь не желаю вновь лезть в эти игры.
Мужчина в гневе топнул ногой, так, что появившийся Корникс едва не уронил кувшин. Ничего себе, какой-то оборванец осмеливается так вести себя в присутствии достойного трибуна? Галл озадаченно замер на пороге.
Сабин жестом приказал ему поставить кувшин на стол и выйти. Слуга нехотя подчинился, бросив искоса любопытный взгляд на мужчину в морском плаще. Но тогда, на корабле, он не видел его лица, и сейчас не мог узнать.
— Мой дед, Божественный Август, — заговорил вновь пришелец, — оказался мудрее, чем вы все думали. Это меня он забрал с острова, а Клемента оставил там. Рано утром на следующий день по приказу цезаря поставили новую стражу, так что, никто не мог догадаться, что пленника подменили. Тем более, что мы действительно были очень похожи с моим рабом.
— Ты до сих пор сомневаешься, что я действительно Марк Агриппа. Постум, внук Августа и сын Випсания Агриппы?
Глаза мужчины метали молнии, в уголках губ появились резкие складки. Он был сильно разгневан.
Сабин несколько секунд молча смотрел на него, словно дразня. Как некстати этот визит...
— Присядь, достойный Марк Агриппа, — сказал он наконец, указывая на стул. — И выпей вина. Еще тогда, на корабле, я подумал, что для раба ты вел себя уж слишком независимо. И я охотно верю, что у Августа хватило ума поступить именно так, как ты сказал. Но это ни в чем не меняет дела. Ты остаешься преступником, и самовольный приезд в Рим ставит тебя вне закона. Не говоря уж о том, что в Остии ты устроил настоящий бунт, если верить слухам.
Мужчина тяжело опустился на стул. К вину он не притронулся. Его широкий подбородок воинственно выдвинулся вперед.
— И это говоришь ты, трибун Гай Валерий Сабин? — с горечью воскликнул он. — Человек, которого дед рекомендовал мне как надежного товарища и отличного солдата? Да кто, как не ты, должен знать, что именно меня Август назначил наследником? Ведь ты же сам засвидетельствовал его подпись на завещании.
— Поэтому ты и пришел сюда, — тихо сказал Сабин, грустно качая головой. — Я должен был этого ожидать. Легко увязнуть в болоте, но как же трудно из него выбраться.
— Да, поэтому я здесь. — Казалось, Постум не обратил внимания на дерзкие слова трибуна. — После того, как цезарь забрал меня с острова, я скрывался в надежном месте, ожидая, пока будет объявлено о моей невиновности. Август сообщил мне письмом, что Тиберий согласен с его решением, поэтому у меня не было повода для беспокойства.
И вдруг — как гром среди ясного неба — известие о смерти деда. А потом и сообщение о казни Агриппы Постума якобы по приказу цезаря.
Естественно, я не поверил в это, но факт остался фактом — на Планацию прибыл отряд преторианцев во главе с новым префектом и — предъявив охране распоряжение Августа — немедленно отрубил голову бедняге Клементу, который ожидал чего угодно, но только не такой развязки.
Тогда я понял, что медлить нельзя, и начал действовать. Мне удалось добраться до Остии, по дороге ко мне присоединялись люди, которым я открывался. Честно сказать, народ это не очень надежный — беглые рабы, авантюристы, отставные гладиаторы, но и они произвели впечатление.
А когда меня признали офицеры и моряки военных трирем с летней базы Мизенской эскадры, мое положение заметно укрепилось. Но все же сил у меня недостаточно, чтобы предпринять поход на Рим. Ведь здесь есть и преторианцы, и когорты городской стражи. Открытого боя с ними мой отряд наверняка не выдержит.
Поэтому я решил выждать еще, попытаться перетянуть на свою сторону как можно больше людей. Я знаю, что народ поддержит меня, что Тиберий не очень-то популярен сейчас, но вот войска...
— Рейнская армия, кстати, взбунтовалась, — напомнил Сабин. — Да и в Далмации неспокойно.
Постум махнул рукой.
— Я знаю. Но в Далмации сейчас сын Тиберия Друз а в помощь ему послан Сеян с двумя когортами преторианцев. Они наведут порядок — пообещают солдатам денег, и те успокоятся.
«Однако неплохо работает твоя разведка, — с уважением подумал Сабин. — Сидя в Остии, ты знаешь больше, чем мы здесь, в Риме».
— Что же касается Рейнской армии, — продолжал Агриппа, — то ею командует Германик. Для него слово «присяга» свято. Он ни за что не нарушит ее без очень и очень веских оснований. Даже узнав о том, что я призываю народ к восстанию, он не бросит границы и начнет бесконечную переписку с Тиберием. А уж Ливия сумеет поморочить ему голову до тех пор, пока со мной не будет покончено. Германик чересчур честен и доверчив, а это в наше время большой недостаток. И выход у меня только один...
Он помолчал, потом взял кубок со стола и выпил несколько глотков.
— Выход один, — повторил Постум затем. — Я должен огласить завещание Августа. Вот в этом случае и Германик, и все остальные поднимутся как один человек, и наша победа будет полной и окончательной.
