Михаил Голденков - Огненный всадник
Да, это была не та кроткая красота, сразившая его в облике нежной и милой Иоанны Радзивилл. Это было нечто другое, новое, но ничем не уступавшее прежним представлениям полковника по части женской красоты. Ну а безупречное черно-красное платье, открывавшее наполовину ее небольшую округлую грудь, конечно же, не могло заставить Кмитича отказаться от приглашения на парадный полонез. Он не без улыбки бросил быстрый взгляд на смелое декольте девушки. Обычно светские дамы кокетливо прикрывали его тонкими кружевами. У пани Биллевич, напротив, не было никаких кружев, и основание ее упругого небольшого бюста было открыто.
Вел все восемь пар сам Великий гетман, который до этого повеселил присутствующих своими не по его внушительным формам энергичными коленцами да финтами на полной Смор-гонской кадрили, где танцуют не менее сорока пар. Кмитич не блистал в кадрили, а вот легкий парадный полонез, где ходи да приседай на одну ногу, он «танцевал» великолепно, держа на вытянутой руке ручку дамы.
Кмитич поклонился Александре, Биллевич ответила низким реверансом — она глубоко присела, намного ниже, чем кто-либо из семи остальных дам, что не ускользнуло от внимательного Радзивилла. Гетман даже хитро подмигнул Кмитичу: мол, ого, ты ей нравишься, но полковник не заметил этого знака. Он смотрел в глаза своей эффектной и, похоже, решительной дамы, протягивая ей руку и еще не зная, кто же она такая. Пани Биллевич положила свою кисть на его, и Кмитич ощутил тепло ее пальцев — тонких, но сильных, с красивым маникюром на длинных: овальных ногтях. Пары пошли в променад по кругу в восемь тактов ритмичного торжественного полонеза. Только сейчас Кмитич рассмотрел, что распашная юбка пани Биллевич имеет сзади длинный шлейф. Это был знак родовитости данной особы, и полковник стал гадать, кто же его партнерша по танцу.
— Так вот вы какой, знаменитый пан Кмитич! — улыбнулась Александра, бросив на оршанского князя заинтересованный взгляд.
— И чем же я так знаменит? — несколько удивился полковник. — И какой же я «такой?».
— Да про вас тут говорят поболе, чем даже про пана Богуслава Радзивилла. Видимо, слуцкий князь уже поднадоел, а вы человек в свете новый.
— Я не светский лев, увы, — немного смутился Кмитич, надеясь, однако, что со своими красными бантами в длинных волосах и в модных туфлях на красном каблуке он выглядит именно так. Однако он почему-то улыбнулся навстречу изучающему взгляду больших карих глаз под черными тонкими бровями.
— А вас зовут…
— Называйте меня Алеся. Алеся Биллевич.
— Из рода Биллевичей? Тех самых, что ведут свое древо от князя Миндовга?
— Биллевичи не ведут свое древо от князя Миндовга, — возразила пани, — мы раньше Миндовга переехали из Порусья и Поморья на Неман. Вместе с Рускевичами.
— Ого, — улыбнулся Кмитич, — прусский род! Вы из Россией, я полагаю?
— Так.
— А я там ни разу не был. Что там интересного кроме того, что славится ваш жмайтский сыр?
— Ничего, — улыбнулась Биллевич, не имея возможности взглянуть на Кмитича, — маленький город. Синагога, пара храмов лютеранских да православная церковь. Маентки мои не очень завидные, пан Самуэль. От Юрбурга до Таурогена — сплошные леса. Ах, да! Сыр, как Вы заметили, наш Юрбургский славен не меньше голландского! И белый сыр, и желтый. Что еще? У нас много янтаря. И в форме капель, и ниток, и лепешек… На все вкусы!
— Видите, какой богатый ваш край! — улыбнулся Кмитич, глядя прямо перед собой. — А я по сравнению с вами вообще нищий! Все мои маентки в Орше, Менске и Гродне захватил царь…
Пройдя променад, они повернулись лицом друг к другу. «Какое у нее правильное овальной формы личико!» — подумал Кмитич, обратив внимание на отсутствие обильной косметики, вопреки моде — лишь слегка подведены глаза. А губы… губы, кажется, не подкрашены вовсе. Остальные пары в это время проходили по колонне, останавливаясь такт за тактом. Далее шел восьмитактовый расход, после которого Кмитич и Александра улыбнулись друг другу так, будто прошло не восемь музыкальных тактов, а восемь дней разлуки любящих сердец. Ее лучезарная улыбка, открытая и ясная, не в пример другим светским дамам, обнажила еще одно ее достоинство — белые ровные зубы.
— Я хочу написать о вас верш, — шепнула Алеся, — я пишу и уже печаталась в Полоцке. Хотела посвятить верш погибшему жениху, но… Именно вы меня вдохновили, пан Самуэль. Ходят легенды, что пан Кмитич — это сущий дьявол. Это так? В чем вы дьявол, пан полковник?
— Наверное, я чуть-чуть язычник, — улыбнулся ей Кмитич, — и дружу с чертом. Если снять с меня туфлю, то там… копыто!
— А куда вы прячете хвост? — улыбнулась партнерша Кмитича.
— Хвост? А, хвост! Зачем мне хвост? Хвосты сейчас у чертей не в моде.
Девушка фыркнула, но тут же вернула серьезное выражение на лицо. Теперь смеялись только глаза. Кмитич заметил, что когда Алеся улыбается — она само воплощение веселья и почти детской радости, но может сделать серьезное лицо — даже королева позавидует такому надменному выражению.
Они опустили руки, кавалеры сделали выпад на правую ногу, дамы стали обходить их по часовой стрелке.
— Дьявол… Это так враги говорят обо мне, — обронил Кмитич, вращая головой вслед круговому движению Александры. Девушка смотрела прямо в глаза Кмитича, словно его взгляд не давал ей оступиться и упасть.
— Я ведь их изрядно поколотил пару раз, — улыбнулся Кмитич. Алеся пошла на последний такт, — вот, недавно под Двинском славная была сеча. Московцы после этого ушли из-под города. Увы, это не всеща заканчивается победой. Так ваш жених погиб? Сочувствую.
— Да, погиб, под Полоцком. Его тела даже не нашли. Вроде как пропал без вести. Никогда не думала, что этот тучный сорокалетний мужчина, стеснительный и неуклюжий, окажется таким смельчаком. Он со своей хоругвией бросился на в три раза превосходящие силы врага и даже зарубил конного стрельца. Я его явно недооценивала, считая увальнем, — пани Биллевич вздохнула и опустила голову, часто заморгав длинными черными ресницами, — вы хотите спросить, любила ли я его? Он мне был приятен, не отрицаю, но не более. Увы, мы, молодые знатные девушки, так несамостоятельны в выборе женихов!
— О, это мне так знакомо! А что, у Биллевичей не все складно идет, раз ваш выбор не был добровольным?
Алеся не ответила, так как здесь на первый такт пары первой линии делали легкий поклон залу.
— Наш род старый и сейчас переживает не лучшие времена, — вздохнула Алеся, — война с Хмельницким нас разорила. Да и эта тоже. Упадок и запустенье — наверное, не зря наш родовой герб — «Могила». А тут, на балу в Витебске, Павел Са-пега, милый пан, как отец, заботящийся обо мне, пригласил меня на полонез. Потом к нам подошел еще один полоцкий шляхтич, пан Тележников, и Сапега представил мне его. Те-лежникову я очень понравилась, он был вдовец. Мне Тележников, впрочем, тогда тоже приглянулся.
