Владимир Топилин - Серебряный пояс
— Что же дальше-то было? — разрывая напряженное молчание, наконец спросил Григорий Усольцев.
— Дальше? — вздрогнул плечами Мурташка. — Так, ничего… Костя тогда Хырзу долго любил, до самого утра. Потом, однако, на тарантасе домой увез, денег дал сто рублей. Хырза сама шагать не могла, первый раз все было…
Мурташка опять замолчал, как налим надул щеки, но Гришка не унимался:
— Где же теперь твоя Хырза?
— Там живет, — рассеянно махнул рукой хакас куда-то в темноту ночи. — Ребенок тогда родился от Кости. Дочка. Немного похожа…
— А ты?
— Что ты?
— Стал работать у Иваницкого?
— Да, — соглашаясь, коротко махнул головой охотник.
— Интересно получается: хозяин спортил твою невесту, а ты на него работаешь… Что же, молчал и молчать будешь?
— Что говорить? — удивленно посмотрел на Гришку Мурташка. — Давно все было…
— Но почему? — негодуя от равнодушного поведения забитого охотника, за всех возмутился Гришка.
— Так надо, — холодно ответил Мурташка и, давая понять, что разговор окончен, стал укладываться спать.
Медвежья услуга
Мурташка оказался прав. К утру выпал неглубокий, около двадцати сантиметров, снег. Вечерние предупреждения охотника сыграли положительный аккорд в ночной симфонии ранней метели. Ветер и снег принесли в тайгу промозглый холод. Однако благодаря правильному выбору месторасположения стана, умело растянутому брезентовому пологу, жаркой нодье (костру) из толстых сутунков сухой ели, охотники не почувствовали резкую перемену температуры и беспробудно спали в сухости и тепле до самого рассвета.
Мурташка проснулся первым. В первую очередь он проверил коней, поставил на огонь чайник, оделся, выпил кружечку чая, подкурил трубочку и лишь потом стал будить товарищей:
— Вставайте, бурундуки! Соболя уже давно набегались, на лежку пошли, а вы еще на двор не ходили.
Михаил, Влас и Гришка дружно подскочили, протерли глаза: мать честная! Солнце над горами поднимается. Пора в дорогу, а они еще не завтракали. Скрывая собственный конфуз, каждый старался подшутить над Мурташкой:
— Это ты виноват! Хороший костер ночью был, все тепло, потому и проспали! Почему поздно разбудил?
— Будил, — довольно улыбается Мурташка после чая. — Однако вам бабы снились. Друг друга обнимали и целовались! Маша, Катя, Нюра говорили! — без смущения, уверенно врат хакас. — Не мог разбудить! Шибко сладко вам было. В следующий раз палкой будить буду.
Мужики сконфуженно смотрели по сторонам: неужели Мурташка правду говорит, что целовались?
— Тьфу ты, мать твою… — плевался Гришка. — Врешь ты все!
— Я вру? Нисколько! Ты всю ночь целовал Мишу. А Миша — Власа! А Влас — тебя! — хитро прищурив глазки, смеется Мурташка, и сразу стало понятно, что хакас шутит.
От Мурташкиной проделки у всех поднялось настроение. Быстро покончив с горячим завтраком, с живостью собравшись, мужики очень скоро были в пути.
После ночного снегопада над горами растеклась тихая, спокойная погода. Чистое, голубое, безоблачное небо принимало в свои объятия яркое, но уже по-зимнему холодное солнце. Непорочная белизна пушистого снега в корне изменила образ тайги. Из вчерашней грязной и серой она превратилась в белоснежную и чистую сегодня. Ночное перевоплощение напоминало сюжет старой, доброй сказки, когда фея превращает Золушку в красавицу. И не беда, что за подобным превращением следует лютая, многоснежная зима. В каждом времени года есть своя красота и положительные эмоции.
Свежая перенова празднует бал! Подступающая зима безвозмездно подарила деревьям мохнатые, белые рукавицы, надела на кусты пушистые шапочки, застеклила тонким ледком таежный ручей. На мягком, пушистом снегу видны всевозможные следы таежных зверей и птиц. Под кедрами в поисках кедровых шишек снуют белки, мыши. Спускаясь на землю, порхают кедровки. Изредка встречаются собольи стежки. На новом покрывале любит топтаться краснобровый глухарь. Добирая последние запасы жира, подготавливаясь к зимней спячке, бродит от дерева к дереву жирный медведь.
Небольшой охотничий караван продвигается по зажатому между гор, узкому займищу смешанной тайги. Кедр, ель, пихта, береза и ольха плотно соседствуют рядом друг с другом, образуя труднопроходимый, тернистый путь. Михаил Самойлов едет впереди. Ему то и дело приходится обстукивать палочкой с тяжелых веток махровый снег, объезжать согнувшиеся в дугу тонкие березки и талинки, останавливать коня перед колодинами выискивая проезд. Вторым едет Мурташка. Спокойным взглядом осматривая сжавшиеся, белые горы, опытный следопыт негромко мурлычет себе под нос мотив народной, только ему известной мелодии. Третьим правит своего мерина Влас Бердюгин. Замыкает шествие Григорий Усольцев. Поджарые кобели Туман и Тихон бегут рядом с лошадьми на поводках. Последнее предупреждение обоснованно. Собаки ходят широко (бегают по тайге далеко и надолго). Сейчас не то время, когда можно искать любого медведя. Охотникам нужен след криволапого зверя.
Дорога идет вдоль ключа. Занесенная снегом тропа петляет по еловым займищам, упирается в скалистые щеки и прижимы, взбирается на упругие прилавки, спускаясь, вновь прижимается к таежному ручью. Осторожно ступая ногами по снегу, отдохнувшие лошади уверенно везут людей по избранному пути.
Впереди — знакомые скалы. Гришка Усольцев и Влас Бердюгин нахмурили брови. Здесь кривоногий медведь задавил Залетного. Под вековым деревом нет признаков могилки, как нет креста или затеей. Почил разбойник в царство мертвых без доброй памяти. Никто из людей не вспомнит Залетного уважительно. Как не пожелают Царствия Небесного в загробной жизни.
— Вот тут все и случилось! — сказал Гришка Усольцев.
Путники остановили лошадей, спешились. Мурташка неторопливо забил свою трубочку, стал расспрашивать, где находился труп Залетного, о следах криволапого медведя, потом внимательно осмотрел место трагедии. Расследование охотника длилось недолго.
— Зверь его тут ждал! — указал на уступ за скалой хакас, встал на место медведя, понятно изображая, как криволапый караулил свою жертву. — Потом на него прыгал! — показал прыжок. — И сразу под себя давил, за голову хватал. Залетный сразу помирал. Место для скрада хорошее. Зверь хитрый. Знал, как на человека прыгать.
— А почему он его задавил? — поинтересовался Влас.
— Вот, человек-голова! — удивленно пожал плечами Мурташка. Откуда знать? Кругом снег. Следов нет. Надо было раньше Мурташку звать. Сейчас не видно. Однако тут понятно. Зверь Залетного давил, но кушать не хотел. По тропе много людей ходит. А медведь его ждал. Других людей медведь не давил. Залетного задавил. Медведь на него злобу имел. У зверя память хорошая. Много лет будет помнить! Куда криволапый залетного кусал?
— Затылок был порван. И левая нога изгрызена, — вспомнил Гришка Усольцев.
— А у криволапого какая нога хромает? — прищурил глаза Мурташка.
— Так тоже левая, — ответил Михаил Самойлов.
— Однако зверь не зря левую ногу грыз. Наверно, Залетный давно ему ногу повредил. Криволапый не забыл. Отомстил. У нас так было. Давно дед Мурташки медведя стрелял. В переднюю лапу попадал. Медведь убегал, а потом деда караулил. Медведь на деда прыгал, тоже правую руку кусал.
Версия Мурташки, как робкий росток на проталине. Все очевидно, просто, но в то же время невероятно. Понятно, что медведь мстит человеку за принесенное зло. Подобные случаи широко известны. Но чтобы так ответно, с точностью до раненого места. Все переглянулись: врет ли Мурташка? Однако хакас был невозмутим в своих убеждениях. Подкуривая потухшую трубочку, охотник рассказал короткую байку своего народа:
— Много лет назад медведь и человек были братья. Вместе охотились, жили дружно в одной пещере. Один брат был ленивый увалень, больше спал. Другой, шустрый и проворный, много ходил по тайге, ловил рыбу, копал корни. Первый брат говорил: «Зачем много ходить? Завтра будет новая трава». Второй брат не слушал его, продолжал искать новые места. Тогда в тайге было хорошо, тепло, всегда лето. Первый брат много спал на солнышке, еду ел сырой и холодной. Второй брат сумел добыть огонь, всегда кушал жареную рыбу и мясо. Однажды наступила зима, пошел снег. Первый брат нашел себе шкуру, наелся ореха, уснул в пещере. Второй брат нашел много шкур, построил себе юрту, перенес туда огонь и все продолжал ходить. Первый брат проснулся весной, видит, к телу шкура приросла. Разозлился он, пошел ко второму брату, стал говорить: «Почему у меня есть шкура, а у тебя нет?». Второй брат засмеялся, ответил: «Потому что ты ленивый, много спишь, ешь сырое, у тебя нет своего дома». Рассердился первый брат, зарычал, ушел в тайгу в свою пещеру. А второй брат остался жить в чуме, на берегу реки. С тех пор братья враги. Один бродит по тайге, рычит, у него выросли когти и клыки. Он стал медведем. А второй брат сделал себе одежду, завел собаку, коня, смастерил лук и стрелы, стал человеком.
