Опер Екатерины Великой. «Дело государственной важности» - Корчевский Юрий Григорьевич
– Так холопа нанять могли, чтобы самим не попасться.
– А дальше? Ну принесут злоумышленнику эту картину. На стену он её не повесит – увидеть могут, князю Куракину рано или поздно донесут. Скандал! Он же не Манька-скупщица из Крапивного переулка. Ему потом в лучшем случае руки не подадут, а то и в ссылку сошлют.
– Неужели кто из слуг украл?
– Ага, чтобы у себя дома повесить да детей чертями пугать, – съехидничал Лязгин. – Думаю, не то.
– А если челядь украла, чтобы перепродать?
Иван Трофимович задумался.
– Что-то я о скупщиках картин не слыхал. Ценности – да, скупают – табакерки золотые, статуэтки серебряные. Так ведь не из-за красоты – из-за золота или серебра.
– Тогда тупик. Чтобы раскрутить преступление, надо знать мотив хотя бы – та же нажива, к примеру.
– Если один пьяный в кабаке другому пьянчуге бутылкой голову пробьёт, какой же тут мотив?
– Неподходящий пример.
– Пьяница в княжеский дом за картиной не полезет. Об истинной ценности её немногие знали – гости в основном, и все, заметь, – из дворянского круга.
– Про слуг забыл, а у них глаза и уши есть. Частая ошибка или заблуждение хозяев. Думают – свидетелей нет, на челядь внимания не обращают.
– Верно, – признал правоту Лязгина Андрей.
– И что же у нас получается? – попытался подвести первоначальный итог начальник розыскной экспедиции. – Дворяне красть картину не должны – это выше их устоев. Челядь не знает истинной ценности и не имеет сбыта – скупщиков на картины в городе нет. Кто же украл?
Оба выразительно посмотрели друг другу в глаза.
– Мотивов не знаем, подозреваемых – таковых нет. Тупик!
– Тупик, – согласился Андрей. – Но делать что-то надо. Сам Чичерин в курсе и от нас не отстанет. К тому же князь Куракин может и напрямую не то что с Чичериным – с самой императрицей поговорить. С такими результатами расследования нам тогда несдобровать. В лучшем случае пошлют в какой-нибудь заштатный городишко вроде Азова или Таганрога. Или в Оренбург – на помощь в поимке Емельки Пугачева.
– Мы и там не пропадём, – ухмыльнулся Иван, – хотя мне в моём родном городе жить больше нравится.
Андрей подошёл к окну – за ним тянулся длинный, почти во всё здание, балкон.
– Иван Трофимович, подойди сюда.
Лязгин подошёл. Андрей молча показал рукой за окно.
– Думаешь, через балкон вынесли, а потом вниз спрыгнули? Здесь невысоко – всего второй этаж.
– Именно об этом и подумал. Иначе как можно картину вынести и чтобы никто из челяди в доме не заметил?
– Пойду, проверю: может, следы какие остались?
Иван Трофимович взял с собой дворецкого и вышел из дома.
Андрей стал рассматривать убранство зала. Просто так, чтобы хоть чем-то занять себя.
Кресло и диванчик с гнутыми ножками, обитые дорогой цветастой тканью, названия которой Андрей не знал. В углу, рядом с низким инкрустированным столиком – пуфики. На полу – ковёр почти на весь зал. На стенах – многочисленные канделябры со свечами. Наверное, здесь и вечером светло от них.
На правой боковой стене – два квадратных люка, прикрытые резными деревянными крышками. Интересно – для чего?
Андрей снял одну крышку, заглянул. Чернота и пустота, кирпичом выложен канал размером пол-аршина на пол-аршина. До него дошло – так это же продыхи, для поступления горячего воздуха и отопления зала зимой. А сами печи внизу стоят. И действительно – ежели в зале гости, нарядно одетые, как сюда челядь пускать с вязанками дров, чтобы печи топить? Удобно!
Андрей прикрыл крышку люка, подошёл к другому, снял крышку. Зачем, пока и сам не знал. Сунул голову в продых – на первый взгляд ничего необычного, такой кирпичный канал. Он уже убрал было голову, как ему показалось, что в канале что-то есть. С бьющимся сердцем Андрей засунул руку по локоть, нащупал свёрток, скорее – рулон, и осторожно вытащил его. Холст. Андрей положил рулон на столик и развернул. Ё-моё! Да это же картина, которую они приехали искать. И в самом деле – обнажённые женщины и тощие голые мужики с рогами и копытами. Точно – нечисть и срамота!
Аккуратно свернув картину в рулон, Андрей задумался: «А где же рама?» Он снова заглянул в тёмный продых, пошарил рукой – пусто. И в зале раму спрятать больше просто негде – мебели мало.
Андрей вышел на балкон, чтобы позвать Лязгина, но того не было.
В зал они вошли одновременно – Андрей через большую дверь, а Лязгин с дворецким – из коридора.
– Иван Трофимович, гляди! – Андрей с торжественным видом снова развернул картину на столе. Лязгин и дворецкий вскрикнули от удивления.
– Она это – та картина, что висела, – пробормотал дворецкий.
– Тьфу, и в самом деле срамота! Ты где её нашёл? Здесь же спрятать негде?!
– Вон – в продыхе была. А вот рамы нет.
– Ай, молодец! Времени зря не терял, обыскал зал. Счастливчик! А я тоже следы нашёл. Земля после вчерашнего дождя мягкая, у края балкона следы от сапог – крупные, мужские. Прыгал кто-то с балкона!
– Выходит, дорогую картину в продых упрятали, а раму унесли.
– Именно! И это был один человек. Было бы двое – унесли бы сразу. А одному несподручно. А так – картину в продых, а раму – с собой. Раму же туда не спрячешь, раму в зале вообще спрятать некуда. А за картиной и попозже прийти можно. Сейчас тепло, в доме не топят, и картине ничего не сделается.
– Точно, так всё и было. И человек этот – свой, из челяди, коли думал ещё раз вернуться.
– Молодец, Андрей. Теперь только раму найти надо и, конечно, вора.
– Да раму – господь с ней! – неожиданно раздался голос сзади. – Ей красная цена – десять рублей серебром!
Розыскники вздрогнули. Все обернулись. Пока они говорили, увлёкшись версиями, в зал вошёл князь. Был он статен и высок, зрел годами.
– Я всё слышал. Довольно логично. Главное – картина цела. Она целого состояния стоит. А раму, коли прежняя не найдётся, новую закажу. Только вора найдите! Если он один раз украл – ещё придёт, коли не поймаете. Как можно спать спокойно, коли по дому ночью вор бродит?
– Постараемся, ваша светлость!
– Кто из вас Путилов?
– Я, ваша светлость! – Андрей склонил голову.
– И картину нашёл тоже ты?
– Я, ваша светлость.
– Значит, не ошибся я в выборе, послушав графа Растопчина. Ну, молодцы, занимайтесь делом. А я к генералу Чичерину заеду, надо радостью поделиться.
Князь ушёл вместе с дворецким, давая ему на ходу поручения.
– Фу, кажись, самое главное сделали, – вытер со лба пот Лязгин. – У тебя какой чин?
– Коллежский регистратор.
– А я – титулярный советник. Уж два года как. Срок службы в каждом классе – три года. Если Куракин и в самом деле Чичерину скажет, могут повысить класс – следующий присвоить!
– Да уж!
– Ты хоть в лепёшку разбейся, расследуя злодейство по отношению к купцу, ремесленнику, крестьянину, но никто этого и не заметит. А вот когда дворян касается – другое дело. Возвыситься быстро можно.
Иван помолчал.
– Впрочем, и слететь тоже можно очень быстро. Где раму искать будем?
– Можно попробовать по следу пойти, может, выведет куда?
– Вот я слышал, в Англии собачки такие есть – по следу человека вынюхивают. Как думаешь – врут?
– Не знаю, не слыхал. А хорошо бы и нам таких, если есть.
Они спустились вниз, вышли из дома и подошли к месту, где стояли угловые столбы, подпирающие балкон.
– Вот они!
На земле и в самом деле отпечатались следы пары мужских сапог. Андрей поставил рядом свою ногу.
– Похоже – мужик высокий был, след-то поболе моего будет.
– Не факт. У меня сосед – от горшка два вершка, а ножища!
Розыскники пошли по следу. Кое-где он был виден, где-то терялся. Тогда Иван вставал у места, где след исчезал, а Андрей описывал вокруг него полукружия, пока вновь не натыкался на след. Это на улице прохожие след сразу затоптать могут, а в имении князя никто попусту не бродит, потому на земле и траве следы сохранились.
Они вышли к хозяйственным постройкам в углу поместья – там рядком стояли конюшни, каретный сарай, мастерские плотника, сапожника и другие постройки. Никаких следов на утоптанной земле не было.
