Древняя Греция. От Геракла до Перикла - Андрей Николаевич Савельев
Классические греки знают резкую критику Гомера – за его, якобы, несерьезное отношение к богам и героям. Платон мифологию Гомера и Гесиода считал глупой. Еще больше скепсиса было в отношении Гомера у пифагорейцев и орфиков, противостоящих аллегорическим толкованием эпоса. А Гераклит и вовсе объявил, что Гомер «заслуживает изгнания из общественных собраний и наказания розгами». Вслед за ним ритор Зоил написал целый трактат в 9 книгах «Бич против Гомера». Все это связано с формированием философских систем, чья картина мира неизменно находила у Гомера противоречия.
Понимание жизни поэтом может показаться в каких-то элементах совсем примитивным или бессистемным. И это хорошо видно по складыванию сект почитателей, которые искали, конечно же, простоты и красоты – в отличие от философов.
Учреждением культа поэта Архилоха по поручению Аполлона занимается некто Мнесиеп (Mnesiepes – запоминающий «слово», epos). Культ связан с запоминанием слов поэта, а также с публичным исполнением его произведений рапсодами (о чем упоминают Афиней, Клеарх, Платон). Вероятно, аналогичным образом культ поддерживал и распространение поэм Гесиода и Гомера. Культовые центры могли даже конкурировать между собой за право считаться носителями неискаженной памяти (то есть, «истины»).
Начало культа может быть положено самым прозаичным сюжетом. Будущий поэт Архилох гнал в город корову на продажу и встретился лунной ночью с группой женщин, которые начали игриво торговаться с ним. Архилох готов продать корову, но отвечает женщинам колкостями и просит дать хорошую цену. Потом вдруг впадает с глубокий сон, а пробудившись, не обнаруживает ни женщин, ни коровы. Зато рядом с ним лежит лира. Тем самым он из пастуха превращается в поэта. Было ли впадение в глубокий сон обусловлено хмельным напитком, о котором в сюжете умалчивается, или увесистым ударом по затылку, не так важно. Важно, что в сюжете женщинам придается образ Муз, а украденная корова становится весомым вкладом в смену профессии. Прозаический сюжет переплавляется в мифологический и мотивирует Архилоха на творческие подвиги, высоко оцененные его современниками.
Более романтичное изложение подобного сюжета содержится в автобиографическом фрагменте Гесиода. Гесиод прямо пишет о встрече с Музами, которые наделяют его способностью к поэтическому запоминанию, то есть, знанию истины (alethea). Пастухов (аэдов по совместительству) они называют «простые желудки», а Гесиоду предлагают миссию носителя истины и служителя Муз (therapon) и посох (skeptron) как знак этой миссии. То есть, фактически выразителем их сущности, заместителем. (По аналогии эпитет воина – «служитель Ареса». Вероятно, поэтический оборот «служитель» заимствовано из хеттского tarapon-alli – «ритуальный заместитель, субститут».) Такое же достоинство имеет и Архилох в его культе.
Архилох
В «Одиссее» фигурируют «странствующие ремесленники», среди которых перечисляются певец, пророк, врач, плотник. В других случаях ремесленником именуется глашатай. Сам Одиссей в роли поэта-попрошайки имеет характеристику «желудок» (gaster): своими россказнями он пытается добыть пропитание. Одиссей, прикинувшись странствующим поэтом, выпрашивает пищу на пиру женихов. И в то же время он становится носителем справедливости (dike).
У Гесиода певец попадает в один ряд с плотником и гончаром. Что подчеркивает, что demiourgoi (ремесленники из дема) – особый слой с высокой мобильностью, выходящей за границы греческого ареала. Роль «демиургов» – обустройство общества, которому пророк и певец дают обычай и закон, а плотник и гончар – искусство ремесла. Все эти «ремесленники» привносят в древнегреческую общину на порядок более высокую культуру и методы хозяйствования. И это также вклад в образование общегреческой мифологии.
Поэт, пророк и глашатай – функции, признаваемые по достоинству таланта. Не случайно Гесиод получает от Муз не только скипетр как знак своего служения, но и особый голос – aude, которым он может рассказать о прошлом и будущем. Аналогом земного поэта является Гермес, который находится под покровительством Мнемозины и, исполняя теогонию, тем самым «утверждает» богов. Боги, как и герои и цари, утверждаются в поэтическом слове.
В «Теогонии» (theon genos – рождение богов) Гесиода сама способность к справедливой власти царя (basileus) связывается с вдохновленностью музами. Царь в собрании (agora) должен высказывать справедливые суждения (dike), которые являются даром Муз, диктующих божественный закон (themis).
Посох, полученный Гесиодом от Муз, в некоторой степени уравнивает его с царями и геронтами. Сочинительству придается божественная миссия. Гомер в гимне Аполлону называет его сочинителем. Более того, поэт оказывается выше царя и даже богов, потому что только через него в стихах фиксируется и распространяется их слава (kleos). Музы, местные божества горы Геликон усилиями Гесиода включаются в олимпийский пантеон. Тем самым культ поэта утверждает даже культы богов!
Посох властителя и лира поэта – взаимодополни-тельные символы. Гермес с Аполлоном вступают в соглашение путем обмена: лира переходит к Аполлону, посох – к Гермесу. Аполлон приобретает функцию дельфийского прорицателя, Гермес получает право «утверждать» волю самого Зевса. Позднее у Гермеса остается лишь пастушья дудка, которая олицетворяет простонародный статус его творчества, а также роль посланника богов. Также за Гермесом остаются местные пророчества, относящиеся к «пчелиным девам» Фриям, которые глаголют истину только под влиянием перебродившего медового напитка, а в обычном состоянии лгут. Тем самым Аполлон и олимпийские Музы – новое явление теогонии с новыми функциями. Они перераспределяют обязанности и полномочия между богами и выделяют поэзию в обособленный вид деятельности, отличный от пророчеств. И эта трансформация происходит при посредничестве Гесиода, который фактически выполняет божественную функцию.
После победы над мессенцами спартанцы учредили обычай в честь поэта Тиртея. В совместных трапезах они по очереди исполняли стихи Тиртея, а победитель получал награду в виде куска мяса. В данном случае социальное равенство сочеталось с поощрением лучшего, выделением его из всех. Это касается и лучшего исполнителя стихов, и самого Тиртея, которому отдавались почести. Таким образом, культ Тиртея в Спарте имел общегосударственный статус.
Афинское происхождение поэта Тиртея отмечено еще античными историками. Мы имеем совокупное действие двух традиций. С одной стороны, афиняне были склонны приписывать своему городу происхождение всего позитивного в Элладе, с другой – спартанцы исключали возможность занятия чем-либо, кроме военной службы, а это значит, что все их поэты должны были быть чужестранного происхождения. При этом Спарта становилась прибежищем достойных изгнанников, не признанных на собственной родине, и подобный подход использовал афинскую гордыню на пользу Спарте.
Такая ситуация способствовала складыванию общеэллинского культурного пространства:
