Красавчик Саша - Курганов Ефим

Но и тут я убежден, что рано или поздно истина все же восторжествует, хотя Сашу (великого, весьма неоднозначного, но при этом, несомненно, чрезвычайно доброго человека), увы, уже не вернуть в наш земной мир.

Да, истина, конечно, восторжествует, но это будет совсем не просто. Я хочу, чтобы Стависский сохранился в нашей памяти без той ужасающей сетки, которую на него накинули люди, безмерно страшившиеся его.

Ж.С., бывший сотрудник

комиссариата полиции, писатель

24 марта 1944 г., Париж

Раздел первый

1925 год

18–19 января

БАР-ДАНСИНГ «У ЗЕЛЛИ»

Году в 1923-м в Париж прибыла молодая пара из Румынии. Поповичи. Николай и жена его Мария.

Она работала в цветочной лавке на Монмартре, а он учился на медицинском факультете университета, в свободное от учебы время подрабатывая по мелочи.

Жилье они снимали в крохотном грязном отельчике, без удобств, и вообще ужасно бедствовали. Единственное, что спасало их, так это деньжата, которые иногда подкидывал им Саша Стависский, тоже эмигрант, хотя и давний, и вместе с тем обладавший повадками настоящего французского аристократа.

18 января 1925 года Попо, как его все называли, выходил из цветочной лавки и столкнулся со Стависским. Разговорились. Попо пожаловался, что на носу вакансы, а у него вот нет ни малейшей финансовой возможности съездить в Бухарест, навестить престарелых родителей.

Саша расчувствовался (он вообще был довольно-таки сентиментален) и предложил Попо оказать содействие в добывании денег на вожделенную поездку.

Уже на следующий день, а именно 19 января, Попо отправился в дансинг-бар «У Зелли», в котором он никогда прежде не бывал, а вот Стависский знал хозяина сего заведения самым отличнейшим образом, характеризуя его как вора и страшного скупердяя.

Попо, как и было уговорено с Сашей, заказал рюмку кальвадоса, а когда настал черед расплачиваться, выташил пятидесятидолларовую купюру — сумму по тем временам изрядную.

Глаза у хозяина дансинга при виде купюры радостно загорелись. Он сказал Попо, что у него нет необходимого количества франков для сдачи, ибо вечер только начался и касса почти пуста (эту речь Стависский, между прочим, предсказал буквально дословно).

Попо ответил, как его и научил его умница Саша: «Ладно, выпиши мне чек на 400 франков». Хозяин бара тут же согласился, решив, что напал на полнейшего идиота, ибо 50 долларов стоили гораздо больше.

Получив чек, Попо как бешеный кинулся вон из дансинга. За углом его уже поджидал Саша Стависский.

Вдвоем они, не покидая пределов Монмартра, тут же ринулись в близлежащую кафешку, попросили графин воды, два кофе, лист бумаги, чернильницу и перо.

Как только гарсон отошел, Саша мигом смыл с чека, на котором еще не просохли чернила, надпись «400 франков» и вместо этого аккуратнейшим образом вывел — «42 000 франков».

И настал поистине черный день для хозяина дансинга «У Зелли». За свою жадность и попытку обмануть бедного румынского студента он был страшно наказан.

На следующее же утро после того вечера Попо отправился в банк «Америкэн экспресс» со своим чеком и незамедлительно получил 42 тысячи франков. Тридцать тысяч он отдал Саше, а двенадцать оставил себе и тут же, прихватив жену-цветочницу, укатил в Бухарест.

В первый же день по возвращении после вакансов в Париж Попо был арестован.

Он решил почему-то, что это Стависский на него донес и поступил крайне неблагородно, заложив своего благодетеля. Того тоже арестовали.

Присутствовала и улика: тот самый чек, на коем Стависский старательно вывел «42 тысячи франков». Но у Саши уже тогда имелись очень влиятельные друзья. И из следственной папки вдруг самым непостижимым образом исчез оригинал чека — единственная улика.

Инспектор, который вел дело, был просто в непередаваемой ярости. Но как он ни бесился, отысканию заветного чека это никоим образом не содействовало. Его так и не удалось отыскать, и Стависского пришлось-таки выпустить из тюрьмы. С исчезновением улики держать там его уже не было никаких оснований.

А Попо, между прочим, напрочь исчез. Выйдя через пару лет из тюрьмы, он потом сгинул куда-то — говорят, так и не смог выбраться из нищеты, и даже наоборот, по уши увяз в ней. На самом деле, в точности мне ничего неизвестно, как неизвестно и всей парижской префектуре. Может, Попо растворился в толпе бездомных, а может. и вернулся не солоно хлебавши вместе со своей женой-цветочницей в родную свою распрекрасную Румынию. Я тщательно навел справки — медицинский факультет он в Париже так и не закончил — это все, что удалось мне узнать.

А вот с Алексом все произошло ровным счетом наоборот. После истории с чеком, заработанные тридцать тысяч франков утекли у Стависского буквально в считанные часы. Однако он тут же придумал нечто новенькое и притом такое, что способно было привести к самому радикальному обогащению.

И совсем скоро Сашу очень многие заметили — я имею в виду не только Париж, но и всю Францию. Причем известность его нарастала как снежный ком. Он стал знаменит, и прославило его, надо сказать, отнюдь не мастерское умение смывать чеки.

Алекс превратился вдруг в человека, который, фигурально выражаясь, купается в миллионах. Постоянно бравируя своим положением, он обыгрывал его, устраивая из своего образа жизни грандиозное и необычайно эффектное шоу. Это зрелище неизменно потрясало французов.

О неслыханно новом и знаменитом Стависском заговорили все с ужасом, восторгом, изумлением; заговорили одновременно с трудно скрываемой завистью, с подобострастием и чуть ли даже не с ужасом.

У Алекса отныне постоянно появлялись целые горы денег, которые вдруг неожиданно исчезали, а на смену им неизменно возникали новые, которые также исчезали, и все повторялось по кругу. Было непонятно, дьявол он или фокусник.

Зато было совершенно очевидно одно: Александр Стависский — гений. Гений аферы. Откуда эти горы денег возникали и куда затем исчезали, чтобы вновь воскреснуть и опять раствориться, — оставалось полнейшей загадкой для большинства граждан Третьей республики, которые потрясались немыслимостью творившегося у них на глазах. Феномен Александра Стависского более чем впечатлял. «Красавчик Саша» пугал, потрясал и вместе с тем глубоко завораживал граждан.

Говорят, устоять пред его чарами было просто невозможно. Саша втягивал практически всех, с кем соприкасался, в орбиту своих дерзновенно сумасшедших замыслов. Смыватель чеков переродился в демона-искусителя Франции.

ПОЗДНЕЙШАЯ ПРИПИСКА, СДЕЛАННАЯ СОСТАВИТЕЛЕМ ХРОНИКИ:

Как-то потом, году, кажется, в 39-м — Алекса уже не было в живых, — я заглянул в один весьма подозрительный бар на Монмартре, имевший, как говорили, не совсем благовидную репутацию, и разговорился там с барменом; звали его Ги. Выяснилось, что он отличнейшим образом знал Сашу Стависского, и еще по молодым его делишкам.

Этот Ги, между прочим, заявил мне с полнейшей убежденностью: «Да какой он там был финансист, бог с вами, месье! Саша — скажу по правде — если что и умел, так только одно: мгновенно и виртуозно смывать чеки! А смывал он их бесподобно. Поверьте моему слову, месье: это-то как раз и являлось его подлинным ремеслом!»

Конечно, бармен Ги тут сильно перегнул. Но вот в чем я ничуть не сомневаюсь, так это в том, что Саша в своей, увы, не очень долгой жизни успел смыть просто неимоверное количество чеков.

Ж.С.

24 марта 1964 года

г. Лозанна

ЗАБЕГАЕМ СЛЕГКА ВПЕРЕД

И еще несколько слов о деле Попо и некоторых его последствиях.

Как выяснилось позднее, чек из следственного дела выкрал полицейский инспектор Дигон, с которым Саша Стависский приятельствовал и которого не раз водил по кафе да ресторанам и задаривал чеками, причем на весьма приличные суммы.

Когда все всплыло и выяснилось, кто именно выкрал чек, инспектора Дигона уволили, естественно, из комиссариата, без малейшего промедления. Однако Саша не забыл оказанной ему услуги — он не оставил Дигона в беде.