Прутский поход - Герман Иванович Романов

«Дмитрий правитель, хорошо образован для этого времени, даже слишком — но он не воин, не убивал в бою, не видел смерть товарищей, а потому не представляет какая резня может произойти. Потому и ищет опору в грядущей войне — то был царь Петр, сейчас таковой стала моя персона. Потому называет меня братом, словно убеждая себя в этом. Все правильно — защищать надо того, кто сам решил сражаться насмерть!»

— Решение есть, брат, — Стефан последнее слово особо выделил, надавив на него. — Только нам его найти нужно, только и всего. Нет безвыходных ситуаций, ведь у каждой есть вход, а, следовательно, и выход. Крепко подумать нужно, обстоятельно, и если нет тривиальных решений, то прибегнуть к нетривиальным способам. Искать опору нужно в собственных силах, а не только в союзнике, пусть даже таком как царь Петр.

— И как тебе это видится, Стефан?

— Пока не знаю, — пожал плечами «попаданец» и закурил вторую сигарету, напряженно размышляя. — Чтобы делать выводы и начинать что-либо планировать, надо знать о многом, а таковой информации у меня пока нет. И учти — у тебя должна быть опора на собственные силы. Любой государь, не имея армии, будет принужден кормить чужое войско, неважно, союзное будет оно или вражеское. Просто во втором случае, кроме денег и ресурсов, он лишится своей страны, зачастую вместе с головой. А потому ответь на один вопрос — у тебя в казне есть монеты? Как сказал один человек — для войны требуется три вещи — деньги, деньги и еще раз деньги!

— Здравый взгляд на вещи, — усмехнулся Кантемир, и на губах появилась горькая складка. — Денег в казне мало, сундуки всегда дно показывают. Разной монетой, включая порченные турецкие акче, едва на сорок тысяч талеров наберется, может на десять тысяч больше, и это все.

— А талер это сколько?

— Чуть больше рубля, на десятую часть примерно. Драгуну в армии царя Петра в месяц полтина и четыре гривны положены, а еще кормовой порцион и фураж для лошади, но мундир сам справляет, и вычеты другие делают, — Кантемир явно знал предмет. — Капитану идет в месяц девять рублей жалования, а иностранцу полуторный или двойной оклад. А еще приплаты солидные за многое. Это большие деньги, поверь, причем серебром…

— Ага, — только кивнул в ответ Стефан, наскоро произведя подсчеты в голове. Результат оказался печальным — имевшихся в казне денег едва бы хватило на содержание в течение года трехтысячного войска, с учетом офицерства и всех дополнительных выплат. И ситуация усугублялась одним фактором, который он тут же решил прояснить.

— Разве господари свою монету не чеканят?

— Османы запретили, обязав бир, то есть главную подать, любой монетой выплачивать, или зерном, либо скотом. Потому казна завсегда пустая — все, что соберем, в Порту уходит. А если выплату не сделаем, то жди беды — войско вторгнуться может, а татары вообще каждый год набеги устраивают, а султан им все спускает, и на наши обиды внимания Диван не обращает.

— Понятно, — мотнул головой Стефан, — овец постоянно стричь нужно, а если шерсть не выросла, то забить на мясо и шкуру содрать. А раз денег нет, то армию регулярную содержать не на что. И сопротивления не будет — из страны все соки выжимают.

— Так оно и есть, — печально произнес Кантемир, — народ сильно тяготится османским владычеством, да еще бояре лихоимство постоянно творят с несправедливостями, справится с которыми не в моих силах. А тех господарей, что пытались унять их своеволие, или правления лишали, либо султану жаловались. Так меня давно раз отвергли, и брата Антиоха дважды от господарства отрешали. А других и убивали…

— Олигархи они везде такие, во все времена — из народа соки выжимают, а защищать его не собираются…

* * *

Солдаты армии царя Петра Алексеевича — от «нарвской конфузии» до Полтавской «виктории». И надо отдать должное будущему императору — он создал великолепный для того времени военный механизм. И при всех своих недостатках самодержец был верен данному слову. Того же Кантемира туркам не выдал, хотя условия мира могли быть мягче. Так и сказал — «Лучше уступлю свои земли до Курска. Буду иметь надежду возвратить — но отступиться от своего слова, значит перестать быть государем».

Глава 8

— Дерьмо сплошное, вот попал, так попал! Ничего другого, более приятного, одно зловоние с миазмами!

Стефан пребывал в полной растерянности, что с ним случалось редко — и оттого нервничал, даже психовал. Будь у него батальон, пусть без приданной бронетехники, с одной лишь «стрелковкой», вопросов бы не было — четыреста солдат с двумя имевшимися БК разогнали бы всю османскую армию, перебив уйму народа. Но чего нет, того нет — в прошлое «провалился» только он один-одинешенек, а из современного оружия «весло» 5,45 и полторы сотни патронов к нему, пара гранат, да ПМ, отданный Кантемиру с двумя обоймами и пачкой патронов — еще 16 штук в довесок.

Немощно и хило, и не при каких раскладах не учитывается!

Вся надежда на местное воинство, которое назвать армией язык не поворачивается. А оно такое, что проще мартышку научить курить, чем постараться внедрить «регулярство». Нет, народ храбрый, выносливый и неприхотливый, вне всякого сомнения. И турок с татарами люто ненавидит, но это единственный плюс, которым еще нужно суметь воспользоваться. А вот со всем остальным дела обстоят скверно. Достаточно было пристально посмотреть на конвой господаря, где были собраны «лучшие из лучших», чтобы понять, что эти «лучшие» набраны из худших, если подходить не только современными, но и здешними мерками.

Отличные наездники, кто спорит, не худшие лошади, но наличие конницы не означает регулярную кавалерию. Это как плохо обученная пехота, посаженная на грузовики, вместо штатных БМП и БТР — разница более чем ощутимая, на пару порядков!

Вооружение — вот где полный «завал». Ружья имели немногие, причем самых разнообразных конструкций, встречались даже турецкие, с кривыми прикладами. Были пистоли — но тот же «соус», сборная солянка. Добрая четверть молдаван, как татары, предпочитали использовать лук, с которого ловко метали стрелы. Да оно и правильно — дальность стрельбы в триста шагов, как у любого гладкоствольного ружья, только скорострельность больше, и точность намного выше. Как сказал ему гетман, что палить нужно, когда глаза врага разглядишь, иначе попасть невозможно.

— Это не моя война! То, чему меня учили, и что я знаю, не подходит для здешнего оружия! Тут в ходу не стрельба, а «холодняк» — все эти