Роялистская заговорщица - Жюль Лермина

– Обыск? Неужели Фуше осмелится?

– Герцог Отрантский не смеет ничего сделать без своего главы, но если ему прикажут, он повинуется.

– Разве я под подозрением?

– Почем знать!

– Мы здесь с вами вдвоем. Кто же может меня выдать?

– Аксиома, – ответил Бодюс. – Там, где двое, там и третий.

– Хорошо. Я приму нужные предосторожности, будьте покойны. – Она выдвинула ящик и вынула из него кошелек, сквозь петли которого виднелось золото, и подала его Бодюсу, который попятился назад и, кланяясь, тихо проговорил:

– Мы трудимся из чести, маркиза.

Этот дьявол проговорил это с оттенком скрытой иронии.

С видимым раздражением маркиза бросила кошелек назад, в ящик. Затем она позвонила и приказала проводить посетителя.

Он вышел.

Когда Регина осталась одна, она несколько минут пробыла неподвижной.

У самых уверенных в себе людей бывают минуты мрачного упадка сил, когда над ними точно витает не признаваемое ими правосудие.

Вечерело. Подойдя к окну, Регина стала перечитывать документ; ее воображению представлялась Франция умирающей, уничтоженной.

– Ведь это же не Франция, это Наполеон!

Она вернулась к своему бюро и снова позвонила.

– Когда приедет виконт, – сказала она, – проводите его в мою молельню. Это не все, я ожидаю еще одного господина, с виду похожего на солдата; чтобы вы его признали, он вам покажет белую кокарду; его вы проведете сюда.

Когда дверь закрылась, маркиза принялась водить своим точеным пальчиком по плану, изучая ходы армий, которые должны были встретиться на фламандской границе.

IV

Молча, не прося посторониться, катясь, как бомба между столами и посетителями, опрокинув по пути самого хозяина Лорио, содержателя кофейни, который инстинктивно хотел его задержать, капитан Лавердьер добрался до двери, открыл ее и очутился в маленьком дворе. Перебравшись через массу пустых бочек, он перелез через стену и в конце концов очутился в глухом переулке Сен-Пьер среди целой груды экипажей всяких размеров и форм, скученных там в ожидании, когда они потребуются почтарям и путешественникам. Это был задний двор почтовой станции. Для передышки и чтобы прийти в себя, Лавердьер открыл одну из карет и растянулся на подушке.

– Черт возьми! – пробормотал он. – Не узнаю себя! Какой-то волокита вызывает меня, и я, который никогда в жизни не промахивался, вдруг раскис, точно ученик десятого сорта, и из-за каких-то мужицких криков и из-за нескольких кулаков, направленных на меня, я вдруг теряю голову… Обуял меня страх, нечего сказать… Меня-то страх!

Он подумал с минуту.

– Непонятное дело, – продолжал он. – Никогда я еще ничего не боялся. Сегодня утром я убил того молодца. Раз, два, дело было сделано. Этот проклятый якобинец так и повалился, не вздохнув.

Он вздрогнул.

– Я вру самому себе… К чему?.. Он успел даже сказать мне… Не люблю я повторять то, что он мне сказал: «Это убийство принесет вам несчастье!» Какое же убийство? Ведь это же был поединок… Тогда я не раскис… Принесет мне несчастье!.. Вот вздор какой!.. А между тем его предсказание мне не понравилось. Мне давно прежде предсказывали, что я умру от руки того, кого буду любить. Вот отчего я никогда никого не любил, так дело-то вернее.

Он растянулся на скамейке так, что его невозможно было заметить снаружи. Он все продолжал твердить:

– Принесет мне несчастье! Да за что же в самом деле? Я исполнил службу… я солдат… я отстаиваю свои убеждения, как умею… Я не знал этого человека, следовательно, я убил его не из ненависти. Я был орудием высшей цели… Это не помешало мне, однако, чуть не быть проткнутым насквозь, подобно простому зайцу… Мастер своего дела этот виконт… как его дальше!.. И потом глаза этой девчонки жгли мне лицо… хорошенькая… и кроме того…

Он внезапно остановился.

– Странно! Это лицо мне напоминает кого-то… Но кого? Сам не знаю… Я точно впадаю в детство… Кажется, я еще в своем уме, у меня и ноги ходят, и глаза видят. Ведь это не случайность – неужели из-за нее я буду убиваться… Положим, правда, этот утренний эпизод принес мне несчастье… но уже несчастье случилось… это дело уже прошлое… теперь только бы выбраться отсюда. Не желал бы я никаких встреч в настоящую минуту. После дождя надо сперва пообсохнуть. Уж отсюда-то выберусь… Что касается приятелей, которых я приобрел на пороге дилижанса… Я знаю, где мне их искать. А теперь побольше спокойствия, и не то бывало…

Капитан приподнялся вполовину, опустив ноги на дно кареты. Он вытянул шею к окну, заглянул в другое и уж собирался взяться за ручку дверей, как вдруг услышал голоса.

Это было за повозкой; говорили тихо.

Капитан навострил уши.

– Хорошо ли ты понял? – спрашивал кто-то. – В десять часов на углу улицы Эперон, низенький дом… Шесть ударов в дверь с промежутками через каждые два удара. Повтори мне пароль…

– Pro virtute!..[11]

– Тебе ответят… Pro patria![12]

– Значит, решено… И ты уверен в людях, которых мы там встретим?

– Как в тебе…

– Не попадется шпионов?

– Приняты все предосторожности. Условный знак меняется каждую неделю. Сегодня вечером, как ты знаешь, правая рука кладется ладонью на левое плечо… и маска… Как ни хитры полицейские Бонапарта…

– Браво! Дай Бог, чтобы республика…

Трое людей прошли, удаляясь, их голоса скоро превратились в шепот. Лавердьер не шевелился, он был не из тех, кто помешал бы разговору людей, рассчитывавших, что их никто не слышит за этими безмолвными экипажами-укрывателями.

Нечего и говорить, что он не упустил ни одного слова из слышанного разговора.

– Как видно, – промычал он, – счастье опять повернулось ко мне. Заговор, тайное общество, да еще республиканское… Я знаю, кто мне заплатит за эти сведения. Только бы ничего не забыть.

Он вынул из кармана записную книжку и записал:

– Адрес: на углу улицы Эперон. Прекрасно. Пароль по-латыни. Да будь я проклят, фразеология а-ля Робеспьер. Да, я чуть не забыл… условный знак: правая рука на левое плечо.

Он это проделал:

– Совсем просто. По-вашему, полиция не может знать всех этих подробностей. Это смотря по тому, о какой полиции вы говорите, господа мои. Теперь сытный обед с несколькими бутылками вина, чтобы себя уравновесить, и затем отрапортуем. Полковница останется довольна.

На этот раз ничто не помешало ему вылезть из кареты, он пробрался через сарай с экипажами, наткнулся в ней на маленькую дверь, которую открыл, толкнув ее, и в конце концов вышел на улицу Монмартр. Он выпрямился во весь рост, втягивая в себя воздух. Его дурные