Ратибор. Капель первого круга - Виктор Анатольевич Тарасов-Слишин

Глава 4. Бегство из Тары

Я задержался на очередной развилке, когда за моей спиной, послышалось мурчание Питина: «Мяу, пити!». После чего, его холодный носишко, коснулся моей щёки и раздалось вновь, его настойчивое требование: «Тай пити!». На что в ответ, я раздражённо ответил: «Потерпи немного, вода закончилась! Всем пить и есть хочется, а потому на подходе ко граду полян, где присмотрим ручей, привал устроим». И поглядев на Глаю, сокрушённо добавил: «Правда неведомо мне, пустят нас во град, для розыска деда Микулы али нет? Ну а ежели не дозволят войти, поди укажут стезю, куды нам брести дальше?!».

Последнюю неделю, Хорс небесный палит нещадно и после полудня, нагревает землю так, что припекает ноги. «Какая утомительная торна! – обречённо смахивая пот с лица, пробормотал я. – Две недели петляет, по насыщенным влагой, душным лесам и вдоль болотных топей с едким гнусом, а конца не видать!».

Когда мы, сошли с чайки на берег и пошли безлюдными тропами, направляясь к Полянским родовичам на северо-запад, я начал рассуждать вслух. Поскольку своим голосом, решил будоражить живу, хворобно замолчавшей Глаи, в надежде на её выздоровление. Посему вышагивая впереди и поглядывая на спутников, я игриво вопрошал: «Други мои, что вы думаете о чудесах бога Семаргла, ваятеля собачьих душ?! Наделил ли он, нашего щенка, как своего соименника, созидательным духом агнии?! Мне вот думается, что наделил и хотя шерстистый недоросль, человеческого языка не ведает, зато невзгоды отпугивает, да звонко гавкает!».

Правда сегодня, в послеполуденный зной, щенок понуро семенил позади Глаи и тяжело дышал, вывалив из пасти, свой длинный язык. При том, что за две недели пути, цвет его запылённой, шелковисто-чёрной шёрстки стал буро-серым, а белое пятно на груди, стало совсем неприметным. Но вопреки усталости, когда Семаргл поглядывал на меня, его хвост начинал бойко вилять! Воочию, в сердце полугодовалого щенка, пламенеет искра крылатого бога, в свете которой, он не замечает тягот дальней стези и полуголодного существования.

Полным себялюбцем, непохожим на Семаргла, становился привередливый Питин. Который почему-то решил, что я обязан его кормить, поить и нести ответственность за дождь, жару и шальную искру от бивуачного костра, которая однажды, вздумала упасть на его ухоженную шёрстку! При этом, котёнку не нравилось много ходить, а потому он научился взбираться, на наши спины и ездить верхом! Поначалу я не понимал, как щенок возит, когтистого друга на своей холке?! Но потом догадался, что густая шерсть, защищает его. Вот почему я, не желая страдать от когтей Питина и ходить поцарапанным, благоразумно нашил кожаные подушки, на лямки своего заплечного короба.

Пережив бегство по прибрежному морю, котёнок подрос, поумнел и начал говорить! Так что теперь, завладев моим вниманием, Питин мог внятно потребовать… Например воды, потешно растягивая губы и выговаривая: «Пити, пи-и-ти!». Или как сейчас, настаивая на сытной трапезе, справно мурча: «Мяушать! Мяушать! Мяу-у-шать!». Вот почему я, принялся его увещевать: «Конечно, я бы давно накормил тебя, привередливый чистюля, до сих пор не знающий, что такое дорожная пыль! Только нам, вблизи поселений родовичей Вепря, как непрошенным гостям, охотиться нельзя! Ведь за несоблюдение стародавнего устоя, могут и наказать!». Досадно и горько, но каким образом, моя четырёхлетняя племянница Заряна, научила Питина словесно мурчать, теперь не узнать. Поёлику на третий день, после ранения в Таре, её жива покинула Явь…

После гибели племянницы, нас начала привечать богиня Морана, правда отрешилась и подалась прочь, находясь в извечном поиске, неминущих душ. Избежав незавидной участи, мои шерстистые други воспряли, а месяца вэйлетъ, хэйлетъ и первая неделя, сороковника тайлетъ, канули в лету. Безвозвратно отдалив счастливые времена прошлого, от злополучного настоящего и неведомого грядущего. Правда в моей памяти как прежде, звучит смех, родной матушки Милавы и рокочущий голос, отца Казимира. Как трепетное, бодрящее воспоминание, о беззаботной жизни в отчем доме. Несмотря на произошедшую трагедию, моё сердце бунтовало, не принимая гибели Западно-Тартарских Рысичей и семьи. Хотя разумом я понимал, что души жители Тары погребены в ар, а их Бессмертные живы, вознеслись в Небесный вырий!

Минуло три сороковника, как прабабка увидела гибель детей, внуков и ненаглядной праправнучки Заряны. После чего, она горестно замкнулась в себе, а её угнетённая атма, начала искать избавления, скитаясь у границ Мира яви. Когда сие происходило, душа прабабушки неподвижно замирала, бездумно глядя в дальнюю даль. Конечно, мне было понятно, что Глая начинает сходить с ума, но я не представлял, как можно её вернуть, к нормальной жизни?! Несмотря на свалившиеся несчастья, я держался достойно, потому что был поглощён, текущими заботами. Сперва выставлял парус и правил лодкой, а затем торил торну и готовил еду.

В начале морского бегства, прабабка подробно поведала, по каким звёздным и береговым приметам, мне следует выбирать кратчайший путь. Вот почему, за неделю северо-западных ветров, мы весьма споро, обогнули Малую Тартарию и не заходя в Корсунь, поплыли дальше, вдоль Сарматских земель. Во время прибрежного хода, слившись воедино с тяжёлым правилом, я вспоминал подробности последней беседы с дедушкой Мирославом, в кремле поселковой Тары и сделал важные выводы.

Я знал, что накануне горьких событий, дед получил донесение о предстоящем, разбойничьем нападении и послал меня с предостережением, по теремам центральной улицы. После чего поселяне, затаились с оружием в руках, тревожно ожидая утра, да наперекор незавидной участи, готовые сражаться. Поёлику все понимали, что так скоро, затребованной подмоги из раздираемой сословными противоречиями Ла-Копы, не прибудет.

Ведь на Западных рубежах, нашей многострадальной Родины, начиная от павшего Царьграда, мятежного Киева, вплоть до оступившейся Московии, порядка давно нет! Где свыше четырёх десятков лет, не затихают кровавые междоусобицы, развязанные продажными князьями. Которые возомнили себя Пупами земли, но по своей порочной сути, показали себя сребролюбивыми предателями, Исконно-Народоправных и Вольных, Славских Народов!

Таким образом, бессовестные наместники Тартарии, отринувшие Родную и Поконную Веру Предков, ввергли Рода потомков Славяно-Арийской Расы в кровавые руки, служителей религии Пекельного мира! Подобострастно склонив, свои затуманенные головы, перед Орденами Западных Ромеев и Византийских чернцев, дабы лицемерно погубить, последний Державный оплот Славян в Зарепейской Тартарии!

Нынче минуло три лета, как чернцы Тамтархи, начали с ненавистью счислять, свои упущенные выгоды, возникшие в результате беспошлинной торговли, купцов Тартарии с Константинополем, в обход разворованной, городской казны. Их раздражал богатый доход, который исправно поступал из посольской Тары, для нужд Великой Тартарии, минуя порожние закрома Тамтархи и карманы местной знати.

Из-за чего, вопреки договорам о взаимопомощи между Великой Тартарией и Византией, чернцы Тамтархи задумали извести, жителей ненавистной Тары. Вот