Евгений Штейнберг - Индийский мечтатель
На пустыре, примыкавшем к одному из базаров «черного города», возвышались наспех сколоченные подмостки, задернутые грубой тканью. На занавесе была нарисована картина: бой тигра со слоном.
Под дырявым тентом, натянутым на бамбуковые шесты, разместились зрители. Передние сидели на цыновках, разостланных прямо на пыльной земле; другие — на скамьях и камнях; задние стояли, сбившись в густую толпу. Многие устроились на глинобитной стене, отделяющей пустырь от соседнего базара, на ветвях гигантских кокосовых пальм.
Здесь собралось мадрасское простонародье: базарные ремесленники и мелочные торговцы, рыбаки, ласкары 11, носильщики паланкинов, портовые кули. Цветные тюрбаны чередовались с травяными коническими колпаками и соломенными шляпами. У многих зрителей не было иной одежды, кроме узкой повязки на бедрах. У некоторых — покрывала из легкой белой материи, перекинутые через плечо.
Солнце склонялось к западу, но зной был еще очень силен. Зрители терпеливо ждали.
Наконец раздались два удара в гонг, из-за занавеса вышел человек в сопровождении двух певцов. Он запел монотонным речитативом, певцы подхватили мелодию, аккомпанируя один на саринде — смычковом инструменте, напоминающем скрипку, другой на барабане…
Тем временем в другом конце города, на территории английской цитадели форта св. Георга, перед полицейским инспектором стоял Сетуратнам Айар, высокопоставленный брахман. Брахман быстро говорил что-то на местном наречии, захлебываясь от волнения. Его племянник выполнял обязанности переводчика.
— Учитель обращает внимание достопочтенного джентльмена, — говорил юноша, — на то, что на улицах города готовится безобразное зрелище. Презреннейшие из презренных, нечестивейшие из нечестивых, пожиратели падали будут публично осмеивать священные основы дхармы…12
Капитан Ричард Бэртон, полицейский инспектор, дюжий мужчина с загорелым дочерна, угрюмым лицом, сидел откинувшись в соломенном кресле. Белый мундир его был расстегнут.
— Скажите старику, — прервал он, — что я не имею желания поднимать шум из-за такого пустяка. Если эти комедианты не совершили убийства, кражи или еще чего-нибудь противозаконного, полиции до них нет никакого дела.
Юноша перевел слова инспектора. Старик, задыхаясь от волнения, снова затараторил. Он призывал небесные громы и проклятия на головы отверженных парий, оскорбляющих нравственность честных людей.
— Говорю вам, меня это не касается! — Инспектор развел руками.
Юноша что-то зашептал старику. Тот умолк, потом извлек из складок своей одежды шелковый мешочек, развязал его и, вынув чудесный, крупный рубин, со вздохом передал его племяннику.
— Мудрейший учитель просит принять этот ничтожный подарок в качестве залога дружбы, — торжественно произнес юноша, кладя камень на стол.
Приведя кресло в нормальное положение, Бэртон стал рассматривать камень.
— Благодарю вас, — сказал он, пряча рубин в карман мундира.
* * *Представление шло уже около часа. Выступали музыканты, акробаты, жонглеры. Затем на подмостках появился молодой человек. На голове у него султан из павлиньих перьев, на обеих руках повыше локтя — браслеты из раковин. Волосы, заплетенные в мелкие косички, падают на лоб, брови соединены толстой черной полосой. Он уселся на коврик, скрестив ноги, и приподнял крышку корзины. Оттуда показалась огромная змея и поползла извиваясь. Спина у нее светложелтая, брюхо и бока грязнобелого цвета; на шее около головы — два симметричных круглых пятна со светлыми ободками, похожие на большие темные очки.
По рядам зрителей пронесся шопот.
«Очковая змея!» — догадался Герасим Степанович.
Да, это была кобра — одна из самых опасных ядовитых змей в мире. Укус ее смертелен, от ее яда нет лекарств. Множество людей и животных гибнут от этого страшного пресмыкающегося.
Человек извлек из корзины бамбуковую дудку вроде русской сопели; он тихонько наигрывает. Змея замерла, как бы прислушиваясь к монотонным, жалобным звукам, потом подняла шею. Похожая на огромную фантастическую птицу, она раскачивается из стороны в сторону в такт музыке.
Звуки на мгновенье смолкли, прекратился и странный танец. Раздался призывный сигнал. Кобра опустила шею и медленно поползла. Приблизившись к человеку, она положила голову на его колени. Он заиграл, как бы ведя с животным дружеский, только им двоим понятный разговор; затем, отложив дудку, взял обеими руками голову змеи и положил себе на плечо. Кобра обвилась вокруг его обнаженного туловища, протянула голову и приблизила ее ко рту человека.
Просидев в такой позе несколько мгновений, тот осторожно поднял змею и, ласково погладив ее по спине, уложил в корзину…
Появились фокусники, но после заклинателя змей их искусство уже не поражало Лебедева. Зато с большим интересом смотрел он маленькие сценки-диалоги, которые разыгрывались одним-двумя актерами. Диалог велся на языке тамили — одном из наиболее распространенных языков южной Индии. Сону переводил Герасиму Степановичу.
Вот на бутафорском троне важно восседает раджа. К нему приводят парию, приговоренного к смерти за кражу. Раджа обещает ему помилование и свободу при условии, если тот сможет назвать вора, еще более искусного, чем он сам.
— О! — радостно восклицает преступник. — Нет ничего легче! Я назову тебе, мой повелитель, не одного, а десятки и даже сотни… — И он перечисляет имена и титулы важнейших сановников, губернаторов и сборщиков податей.
— Ты прав, — произносит раджа, — все эти воры гораздо искуснее тебя, ибо ты — узник, а они не дали себя поймать.
И раджа приказывает отпустить догадливого воришку…
Следующая сценка происходит у ограды храма.
— Кому воды для омовения? Кому целебной воды, привезенной из священного Ганга? — выкрикивает седобородый брахман.
И, наполняя водой крошечные пузыречки, он предлагает их воображаемым покупателям. Затем он рассказывает зрителям, что прежде был нищ, как пария. Но, совершив паломничество в Бенарес, к берегам священной реки, привез оттуда изобилие в свой дом.
Руководитель труппы, одетый в сари 13, изображает жену брахмана. Женщина печально вздыхает: запас святой воды подходит к концу.
— Неужели после такого довольства нам суждено снова впасть в нищету? — причитает она.
— Замолчи, безмозглая! — сердится супруг. — Разве ты не понимаешь, что теперь, когда всем стало известно, что у нас есть вода из Ганга, мы можем продавать сколько угодно воды, взятой из любого колодца!
