Густав Эмар - Мексиканские ночи
Он охотно обучал графа искусству верховой езды, пытаясь сделать из него истинного hombre de la cavallo и первоклассного ginete. И очень скоро это ему удалось.
Кроме того, мажордом научил графа носить мексиканский костюм, удобный и весьма элегантный.
Мало-помалу дон Андрес де ля Крус пришел к выводу, что граф собирается обосноваться в Мексике, и завел с ним разговор о женитьбе, уже в который раз.
Но граф снова уклонился от этой щекотливой темы. И дон Андрес, обескураженный, ушел, бормоча себе под нос:
— Надо же нам когда-нибудь объясниться! Однажды, когда граф читал допоздна и уже собирался закрыть книгу, ему показалось, будто тень промелькнула за стеклянной дверью, выходившей в сад.
Была глубокая ночь, все обитатели гасиенды давно уже спали. Кому же это вздумалось так поздно гулять?
Не отдавая себе отчета в своих действиях, граф взял два шестиствольных револьвера и, тихо открыв дверь, выскользнул в сад. Ночь выдалась лунная, и было светло как днем.
Граф редко выходил в сад и остановился в нерешительности, не зная, по какой из аллей пойти.
Может быть, он принял за тень человека колеблемую ветром ветку? Но тут насмешливая улыбка тронула его губы, и он, вместо того, чтобы углубиться в сад, осторожно пошел вдоль живой изгороди и через несколько минут остановился, чтобы оглядеться.
— Я не ошибся, — прошептал он. — Это именно здесь.
Он тихонько раздвинул ветви и с трудом сдержал готовый вырваться крик удивления.
Он находился прямо против окна доньи Долорес. У окна стоял мужчина, с которым донья Долорес разговаривала. Меньше двух шагов отделяло графа от беседующих, но незнакомец стоял спиной и лица его не было видно. К тому же он был укутан плащом.
«Значит, — прошептал граф, — я был прав. У нее есть возлюбленный.»
Это открытие задело его самолюбие, но все же он радовался, что узнал правду. Упрекая себя в неделикатности, граф, побуждаемый не то досадой, не то ревностью, прислушался. Кое-что можно было разобрать.
— Боже мой! — с волнением произнесла девушка. — Я умираю от страха, мой друг, когда не вижу вас несколько дней. Мне страшно. Как бы не случилось несчастье. Долго еще я должна оставаться здесь?
— Надеюсь, недолго, — ответил незнакомец. — А он как ведет себя?
— Все такой же мрачный, — ответила девушка.
— Он дома?
— Дома.
— А француз как?
«Интересно, — прошептал граф, — что думают обо мне».
— Это прекрасный молодой человек, — прошептала девушка. — Уже несколько дней он грустит.
«Бедное дитя, — произнес граф, — она заметила, что я печален. Но я и не скрываю этого. А где доказательства, что человек, который пришел к ней, возлюбленный?»
Поглощенный своими мыслями, граф многое пропустил из разговора, а потом услышал, как донья Долорес сказала:
— Я выполню вашу просьбу, но разве это так уж необходимо?
— Да, Долорес.
«Черт возьми, — прошептал граф. — Он называет ее просто по имени.»
— Мне пора, — сказал незнакомец, надвинул на глаза шляпу, и удалился. Когда он проходил мимо графа, ветка сбила с его головы шляпу, луч луны упал на лицо и граф сразу его узнал.
— Оливье! — прошептал он. — Так вот, кто ее возлюбленный!
Это открытие поразило графа, и он вернулся к себе, шатаясь, как пьяный.
Молодой человек бросился на постель, но уснуть не мог. Каких только планов он не строил! Но к утру возбуждение сменилось усталостью.
— Прежде чем решиться на что-нибудь, — сказал он себе, — я должен с ней объясниться. Я не люблю ее, но тут задета моя честь, и она должна знать, что мне все известно. Сегодня же постараюсь поговорить с ней.
Приняв решение, граф успокоился и уснул, а когда проснулся, увидел Рембо с письмом в руке.
— Что это? — спросил граф.
— Письмо для господина!
— Из Франции? — воскликнул граф.
— Нет. Его передала служанка доньи Долорес де ля Крус и попросила передать господину графу, как только он проснется.
— Странно, — прошептал молодой человек, внимательно рассматривая послание. — Оно и в самом деле адресовано мне. — Он вскрыл конверт.
В письме было всего несколько строк:
«Донья Долорес де ля Крус настоятельно просит Людовика де ля Соль переговорить с ней по очень важному делу сегодня в три часа донья Долорес будет ждать графа в своей комнате».
— Ничего не понимаю! — вскричал граф. — Но может быть, это и к лучшему, что предложение исходит от нее.
ГЛАВА VII. Ранчо
Провинция Пуэбло представляет собой плато, больше двадцати пяти лье в окружности, пересекаемое Кордильерами Анагуа.
Равнины с холмами и оврагами тянутся до самого горизонта, где высятся покрытые вечными снегами горы. Насколько хватает глаз, простираются поля алое, из которого мексиканцы готовят свой любимый напиток. Алое поражает своими огромными листьями длиной в шесть — восемь футов, жесткими и колючими.
По дороге из Пуэбло в Мехико лежит город Чолула, некогда процветающий, но со временем утративший свое значение и насчитывающий всего 12-15 тысяч жителей.
Во времена ацтеков территория, где расположен ныне Пуэбло, считалась святой землей. Тому свидетельством сохранившиеся поныне развалины. На небольшом пространстве высятся три главные пирамиды, не говоря уже об обломках, которые попадаются на каждом шагу.
Самой замечательной из пирамид дали название Monte hecho a mano — «гора, построенная руками человека», или великая teocali Чолулы.
Эта пирамида, увенчанная кипарисом, целиком выстроена из кирпича, на ее вершине высится часовня, построенная в честь пресвятой девы. Высота пирамиды 170 футов, основание — 1355, она почти вдвое длиннее хеопсовой пирамиды.
Знаменитый ученый Ампер говорил, что фантазия арабов окружила чудесами египетские пирамиды, отнеся их постройку ко времени Всемирного потопа. То же самое произошло в Мексике, Ампер также рассказал, что в 1566 году Педро дель Рио слышал легенду о пирамидах Чолулы, которая сохранилась в Ватикане поныне.
Мы приведем здесь эту легенду в том виде, в каком ее изложил ученый в своих «Прогулках по Америке».
«Во времена всемирного потопа страна Анаида (Мексиканское плато) была населена великанами. Оставшиеся в живых после потопа превратились в рыб, за исключением семи великанов — они спаслись в пещерах. Один из великанов по имени Хелуа воздвиг близ Чолулы пирамиду в честь горы Тияло, послужившей ему и его братьям убежищем.
Боги с завистью взирали на пирамиду, уходившую вершиной в небо. Разгневанные дерзостью Хелуа, они обрушили на пирамиду небесный огонь, и многие строители погибли, так и не закончив работу. Позднее была построена пирамида в честь Кецалькоатла».
