Георг Борн - Невеста каторжника, или Тайны Бастилии
На следующую ночь грек возобновил работу с прежним упорством и осторожностью.
– Не могу ли я помочь тебе? – спросил Марсель.
– Нет. Если отверстие обнаружат, то пусть на одного лишь меня падет кара.
– Вздор! Неужели ты думаешь, что я испугаюсь?.. Только вот у меня нет подходящего инструмента… Да и камни очень велики в том месте, где ты царапаешь стену.
– А твоя постель как раз рядом?
– Да, и она прикроет отверстие.
– Это очень важно для нашего плана. Не кажется ли тебе, что мой голос стал отчетливей? Я вынул один камень.
– Ну… особой перемены я не заметил. Ты взялся за очень трудную работу…
– Что значат недели и месяцы в сравнении с годами полного одиночества! Теперь меня подгоняет надежда увидеть тебя, поговорить с живым человеком.
Марселю очень хотелось помочь греку в его адском труде, но не ногтями же ковырять цемент?
В следующие ночи работа грека стала продвигаться, должно быть, быстрее, так как Марселю казалось, что он слышит голос соседа все ближе и ближе. Да и сам голос становился все более и более отчетливым.
Старый тюремщик наверняка даже не подозревал о намерениях номера шестого. Когда бы он ни вошел в камеру грека, тот, по обыкновению, либо дремал на постели, либо, уставившись в одну точку, тяжело вздыхал и покашливал.
Так проходили день за днем. По ночам оба узника беседовали о дальнейшем ходе работы. А под утро старый грек тщательно собирал осыпавшиеся известь и цемент и выбрасывал весь мусор за окно, а камни вставлял в стену на прежнее место, и прикрывал дыру постелью.
Однажды ночью Марсель, лежавший у самой стены, заметил, что один из камней у него под боком вдруг пошевелился, заскрипел, сдвинулся с места. Марсель с радостью сообщил об этом греку. Теперь за работу взялись оба узника. Грек толкал камень со своей стороны, а Марсель изо всех сил раскачивал его со своей.
Когда забрезжил рассвет, объединенными усилиями узникам удалось вывернуть из стены этот последний камень. Некоторое время они лежали лицом к лицу и жадными глазами глядели друг на друга.
Грек выглядел пожилым человеком, с седой бородой и редкими волосами. Лицо его было изрезано глубокими морщинами.
Теперь сквозь отверстие они как родные братья смогли пожать друг другу руки.
Однако тут же им пришлось прощаться – пора было ставить камни на место и тщательно убирать мусор, – в общем, к приходу тюремщика надо было все привести в обычный вид.
V. БЕГСТВО
Слуги герцога Бофора, приведя в чувство несчастную Серафи де Каванак, перевели ее в самую отдаленную, наиболее изолированную комнату дворца. Окнами комната выходила в глухую часть парка.
Но с тех пор как Серафи узнала, что ее сын Марсель жив, она была полна самых смелых надежд и счастливых грез.
Рана, полученная им в тот злополучный вечер, когда он вместе со своим приятелем Виктором проник во дворец Бофора, чтобы спасти ее, оказалась не опасной. Серафи на другой же день узнала об этом.
К несчастью, с того памятного вечера она потеряла всякую связь с сыном. Напрасно ждала она хоть какой‑нибудь весточки от него. А ведь теперь она жила единственной надеждой, что вот–вот он явится снова и освободит ее от постоянного унижения, с которым она жила в доме жестокого брата.
Однажды вечером ей послышались тихие, словно крадущиеся шаги в коридоре… Серафи насторожилась. Кто мог в этот поздний час так осторожно подходить к ее комнате?.. А вдруг это Марсель, ее любимый сын, идет, чтобы увести ее отсюда?..
Быстрыми шагами подошла она к двери и остановилась, чутко прислушиваясь к приближавшимся шагам.
– Марсель, сын мой, это ты? – спросила Серафи.
В ответ ей послышалось: «Да, это я…»
Тогда она с лихорадочной поспешностью отперла дверь – и тут же в ужасе отпрянула.
Это был не Марсель, а ее брат, герцог Бофор. С язвительной усмешкой он сбросил с себя шляпу и плащ и так посмотрел на сестру, что та задрожала.
– Да, это я, а не твой незаконнорожденный сынок, которого ты с таким нетерпением поджидаешь, – произнес герцог, зловеще ухмыляясь.
Побледневшая Серафи все дальше и дальше отступала от двери, в которой стоял герцог. Своими злыми глазами, растрепанными рыжими волосами и перекошенным ухмылкой лицом он напоминал ей в эту минуту старинное изображение Вельзевула в аду.
Наконец Серафи удалось овладеть собой.
– Это ты… – произнесла она почти беззвучно. – Твои слуги наверняка успели донести тебе, что Марсель жив?
– Позор! Несмываемый позор для всех нас, что он до сих пор все еще жив! – закричал Бофор.
– За что же ты так ненавидишь его? – со слезами в голосе спросила Серафи. – За что ты держишь меня в заточении? Марсель – единственное существо на земле, любящее меня…
– Ты – дура! – яростно прошипел герцог.
– Анатоль, умоляю тебя, освободи меня! Отпусти меня к моему сыну!
– Твоего незаконнорожденного сына ты больше никогда не увидишь, – отчеканивая слова, произнес Бофор.
Серафи со слезами на глазах протянула к нему руки.
– Ужасный человек, что ты сделал с моим сыном?
– Я полагаю, тебе достаточно моего обещания, что ты его больше не увидишь…
– У тебя камень вместо сердца! Ты не ведаешь жалости! Я больше не могу оставаться у тебя. Я боюсь тебя. Умоляю, отпусти меня! Я хочу к моему Марселю, хочу уехать подальше отсюда – как можно дальше от твоей ненависти. Я не так уж много прошу у тебя, Анатоль! Мне нужна лишь свобода. Отпусти меня. Заклинаю тебя памятью наших дорогих родителей. Заклинаю тебя всем, что есть у тебя святого. Именем Святой Девы умоляю тебя…
– Не раздражай меня еще больше твоими глупыми, безрассудными мольбами! – резко оборвал сестру герцог Бофор. – Я уже сказал тебе, что Марселя ты больше не увидишь. Стены Бастилии достаточно крепки…
В безмолвном ужасе смотрела Серафи широко раскрытыми глазами на своего брата, на это чудовище в образе человека. С ее дрожащих губ сорвался крик ужаса:
– Марсель в Бастилии? О, Боже! Он погиб… – Она закрыла лицо руками и зарыдала.
– И зачем только тебе этот выродок? – продолжал издеваться герцог над своей беззащитной жертвой. – Неужели для того, чтобы он постоянно напоминал тебе о твоем былом позоре? Или, быть может, тебе нужен наследник?.. Так знай же, что я – твой единственный наследник. После твоей смерти все твое состояние перейдет ко мне.
– О, я давно знаю, что алчность – главная черта твоего характера. Чтобы овладеть моей частью наследства Бофоров, ты жаждешь моей смерти… И ты – мой брат! Какая жестокая насмешка судьбы!
