Олеся Луконина - Чёрная маркиза
Но фрегат Грира был уже совсем рядом. Его корсары приготовили абордажные крючья. Не уйти!
Поздно, поздно, слишком поздно…
Тиш прошептала это, вцепившись обеими руками в планшир и глядя остановившимися глазами на то, как неумолимо приближается к ним «Разящий». Глядя на угрюмое, бесстрастное, вовсе не торжествующее лицо Грира, стоявшего на мостике.
С «Разящего» не прозвучало ни единого выстрела. Конечно, Грир не хотел испортить свою добычу, разбивая ядрами волшебный корабль. Но пистолеты, аркебузы и мушкеты корсаров «Разящего» тоже молчали.
Им запретил это капитан? Грир-Убийца совершил такое ради Морана? Чтобы не отягощать совесть мальчика ещё и смертью его бывших друзей?
Воистину жертва любви.
Тиш горько усмехнулась, проведя рукой по лицу.
— Дидье! — повелительно крикнула она, свесившись вниз. — Не стрелять! Слышишь? Не стрелять!
И снова сумрачно усмехнулась, услышав, как отчаянно выругался в ответ старпом.
Не было смысла отнимать у кого-то жизнь. Пресвятая Дева, сколько жизней уже было отнято, сколько пролилось крови…
Здесь, на этой палубе, впитавшей кровь её Джоша.
Кровь, за каждую каплю которой она по капле отдала бы свою собственную.
— Подожди меня, Джош, любовь моя… — выдохнула она почти неслышно, прежде чем тенью метнуться на бак.
К пороховому погребу.
* * *Абордажные крючья наконец с хрустом впились в беззащитный борт «Маркизы», но корсары «Разящего» не торопились прыгать на палубу пленённого ими брига, вопросительно поглядывая на своего капитана. Странный это был абордаж — без опьянения боем, без торжества победы, без единого выстрела.
Из всего экипажа «Маркизы» корсары видели сейчас только белобрысого мальчишку, беспомощным воробьём зависшего на мачте и не сводившего с них широко открытых голубых глаз.
Ловушка?
Пираты ещё раз выжидательно уставились на Грира, котоый, молча покинув мостик, молниеносно спустился вниз и с пистолетом наизготовку перемахнул на борт «Маркизы».
Моран, оставив пост возле ненужных сейчас пушек, так же молча присоединился к нему и встал рядом. Его руки были пусты, губы крепко сжаты, в глазах светились тоска и вызов.
— Маркиза! — заорал наконец Грир во всю глотку, неуверенно шагнув вперёд и напряжённо обведя глазами безмолвный и словно бы пустой корабль. — Дидье! Черти бы вас подрали! Вы сдаётесь?
— Черти пусть тебя дерут и сдаются! — яростно гаркнул в ответ Дидье, выныривая из трюма с Лукасом под мышкой и тоже, как Грир, лихорадочно оглядываясь. Увидев их, Марк проворно спрыгнул с мачты и кинулся к брату.
— Тиш! — продолжая озираться, отчаянно закричал Дидье.
Но крик застрял у него в горле.
Тиш стояла на баке, прямо над пороховым погребом. Ветер раздувал чёрную густую гриву её кудрей и подол светлого лёгкого платья.
— Стойте, вы все! — негромко и чётко сказала она. — И слушайте меня.
Она подняла правую руку, и на её узкой ладони вдруг сам собою, совершенно из ниоткуда возник ослепительный огненный шар.
— Нет! — хрипло простонал Дидье, бросаясь вперёд, но застыл, как вкопанный, заскрипев зубами, когда ясный женский голос снова прорезал тишину — отточенной сталью.
— Стой, где стоишь! — Тиш поглядела на побелевшее, как мел, лицо своего старпома и уже мягче добавила: — Прости, Дидье.
— Ты этого не сделаешь, Маркиза, — ошеломлённо выдохнул Грир.
В ответ ему прозвучал искренний грудной смех, и, услышав этот смех, Дидье опять горестно застонал.
Как и Моран, неподвижно застывший рядом с Гриром.
— Мне нечего терять, и я ничем не дорожу в этой жизни, Грир-Убийца, — бесстрастно проговорила Тиш.
— Твои люди… — прорычал капитан «Разящего», бессильно сжимая кулаки — Твой парень!
Женщина, смахнув со лба волосы свободной рукой, ответила чётко и холодно:
— Дидье отправится вместе со мной туда, где я окажусь — в раю или в аду, но ты не получишь этот корабль на своих условиях, Грир!
Тот ещё раз посмотрел в её смуглое тонкое лицо, сейчас невыразимо прекрасное, а потом обвёл угрюмым взглядом всех вокруг — закусившего губы, окаменевшего у планшира Дидье, смертельно бледного Морана, впившегося в него отчаянными глазами, близнецов, цеплявшихся друг за друга, как утопающие в шторм… и свирепо сплюнул.
— Пат. Как в треклятых шахматах, — пробормотал он себе под нос. А потом крикнул: — Чего же ты хочешь, Маркиза? Я всё равно не уйду, так и знай! Проклятье, мне нужен этот корабль!
Не спуская с него глаз, Тиш отозвалась:
— Обсудим это там, на острове, Эдвард. Завтра утром. Я приглашаю тебя и твоих людей на Калиенте. Там мы всё и решим — раз и навсегда. А сейчас — уходите.
Грир ещё несколько мгновений сверлил её настороженным взглядом, а потом с непонятной усмешкой тряхнул головой:
— Что ж, я верю твоему слову, Маркиза.
— Как и я — твоему, Эдвард, — тотчас откликнулась женщина.
На её полных губах медленно проступала улыбка — словно луч солнца сквозь грозовые тучи.
Дождавшись, пока Грир и всё ещё безмолвный Моран покинут палубу, а «Разящий», совершив маневр, медленно развернётся, Тиш протянула руку за борт и разжала пальцы. Огненный шар, зашипев, мгновенно канул в глубину океана.
Так же мгновенно повернувшись и легко ступая босыми ногами, она, не произнеся ни слова, скрылась в своей каюте.
Поздно вечером, когда «Маркиза» бросила якорь в бухте у острова, — рядом неотступно покачивался на волнах «Разящий», — Дидье решительно постучал в каюту Тиш.
— Войди.
Усталый надорванный голос её был едва слышен.
Женщина сидела на постели, поджав ноги, всё в том же светлом платье, и старпом с дрогнувшим сердцем понял, что она, наверно, провела в таком оцепенении все долгие часы, прошедшие после столкновения с «Разящим».
Огромные глаза её казались бездонными чёрными провалами. В таких исчезают навсегда.
И он рад, да, рад был бы так исчезнуть.
— Пришёл поблагодарить тебя, Маркиза, — сдавленно вымолвил Дидье.
Что-то дрогнуло в самой глубине этих измученных глаз, а с губ сорвалось чуть слышное:
— За что?
Он повёл плечом и улыбнулся своей по-прежнему бесшабашной улыбкой:
— За то, что решила взять меня с собой… туда, где бы ни оказалась… Тиш!
Падая перед ним на пол, она вцепилась обеими руками в его колени, запрокинув посеревшее лицо, и еле выговорила сквозь брызнувшие слёзы:
— Прости меня! Прости… Дидье…
Потрясённый, он стремительно наклонился, и с силой разжав тонкие пальцы, подхватил её на руки, шепча:
— Мне нечего тебе прощать. Я же люблю тебя, Тиш!
