Алла Гореликова - Серебряный волк

Я понимаю вдруг, что завидую им. Их свободе, шпаге в руке, великим делам впереди. И пусть грешно это, завидовать, — но я совсем не стыжусь. Их жизнь имела смысл… не зря ведь помнят о ней спустя столько лет. А кто вспомнит обо мне?

Идут дни, похожие один на другой, как дождевые капли. Лека и Серега не ходят больше ни на лекции мэтра Рене, ни на уроки танцев. Утром отправляются бродить по Корварене с Ясеком, к обеду идут в Университет — на урок маэстро Джоли. Два часа работы шпагой, посиделки в «Веселом ваганте» с Карелом, вечер… впрочем, об этом лучше не надо.

Однажды Корварена расцветает флагами с королевским гербом, в Университете отменяют занятия, и на перекрестки выкатывают бочки с вином из королевских подвалов: король Анри вручает принцу Карелу меч наследника и первого вассала и объявляет о его помолвке. Совершеннолетие наследника трона случается не каждый день и даже не каждый год, и Корварена добросовестно гудит с утра до поздней ночи. В тот день Ясек встречается с Васюриным связным и приносит пачку писем. Леке — от отца, Сереге — от матери и сестры, Ясеку — от матери и, как ни странно, Стешки. Письма читают и перечитывают почти целый день. Потом обмениваются новостями, потом идут бродить по пьяному насквозь городу, спускаются на набережную, смотрят на золотую от закатного солнца Реньяну и говорят о Славышти.

На следующий день с Карелом встречаются не у маэстро, как обычно, а на улице Яблонь, за час до занятий. Он бредет, хмуро глядя под ноги, почему-то в форменном гвардейском берете, лиловом с бело-фиолетовым кантом, и сам весь бледный до лиловости, до странности мятый, с опухшими глазами, настолько непохожий на себя обычного, что Серый насмешливо свистит, а Лека сочувственно спрашивает:

— Напраздновался, что ль?

— Ненавижу, — стонет Карел. — Свет Господень, ну кто придумал эти праздники… Посольства, гости, речи, посвящения… Убил бы! У меня ж руки трясутся, я не то что шпагу, вилку не удержу! Я ж даже не поспал…

— Стой, стой, стой… Карел! Так это ты, выходит, принц?

— А ты не знал? — Карел останавливается и смотрит на Леку со странным выражением робкого счастья в опухших глазах.

— А откуда б я знал? — разводит руками Лека. — Никто мне, извини, не доложил, с кем я пьянствую!

— Ну, прости. — Карел ехидно фыркает, и все трое дружно хохочут.

— Умойся, — советует Серега. — А лучше — в Реньяну окунись. С головой. Серьезно тебе говорю. Знаешь, как сразу взбодришься?

— Бр-р-р. — Карел ежится. Растирает ладонями лицо. — Хотел бы я знать, хоть один кабак открыт в такую рань, после вчерашнего разгула?

— Дома не мог?

— Да я сбежал, даже завтрака не дождался… А давайте, в самом деле, к Реньяне спустимся?

— Ну-ну, — усмехается Серега.

Реньяна, сморщенная холодным утренним ветром, стыло-серая, желания купаться не вызывает. Карел спускается к воде, долго плещет себе в лицо, фыркает. Вытирается беретом, буркнув под нос:

— А, плевать…

— Ну, теперь ты выглядишь малость получше, — заявляет Лека. — Тяжелое дело праздники. Сочувствую. Давай постучимся к «Веселому ваганту», авось постоянным посетителям не откажут в раннем завтраке.

С того дня, я вижу, Карел совсем по-другому смотрит на своих товарищей по урокам фехтования. Бывает, бродит вместе с ними по Корварене, рассказывая что-то, показывая любимые уголки столицы. И вечерние похождения трех вагантов все чаще бывают общими. Пожалуй, только теперь их отношения подобны настоящей дружбе.

Непохоже, что до этих дней были у принца Карела друзья… уж очень внове оказывается для него все, что несет простая, без всяких задних мыслей приязнь. И то сказать, сокурсники его никак не походят на людей, с которыми приятно общаться чистому душой человеку…

На компанию, каждый день с шумом идущую в «Пьяного поросенка», Карел смотрит с откровенной брезгливостью. Как-то выцедил сквозь зубы:

— Ворье… падальщики. Тянут последнее из своих вассалов, гребут все, до чего могут безнаказанно дотянуться, — и ради чего? Ужраться до поросячьего визга и пойти по девкам. И плевать, что будет завтра или через год.

Флер войны висит над столицей короля Анри. В упадке пребывает не только Университет… можно даже сказать — не столько.

В оружейных рядах торгуют дрянными ножами. Заезжий купец-ханджар, окруженный любопытствующими, ломит за степной булат совершенно запредельную цену. С обиходным товаром, на первый взгляд, дело обстоит лучше — но мадам Урсула как-то говорит, что такой посуды, как раньше, сейчас не найдешь и днем с огнем.

Хлебный рынок удручает пустотой. Загоны для скота так давно стоят пустыми, что даже запах выветрился.

— Откуда трактирщики берут продукты? — удивляется однажды Серега.

— Кто-то ездит по деревням, — пожимает плечами Карел, — кто на купцов надеется. А сколько их попросту закрылись, ты знаешь? Люди не живут… они ждут худшего и гадают, какой будет зима. Я помню, что за карнавалы устраивались в Корварене на осеннее равноденствие… Последний был пять лет назад, но уже тогда я понял — что-то случилось в мире, потому что тот карнавал ни в какое сравнение не шел с прежними.

Я перебираю дни осени, отыскивая важное. Я слушаю обрывки разговоров: о Таргале, о гномах, о безнадежно проигранной войне… Да, принц Карел считал войну проигранной. И уж ему-то было не все равно, что станется с Таргалой завтра или через год!

— Этой весной нам надо ждать еще одной войны, — мрачно говорит он. — Нас придут завоевывать, а мы не сможем защищаться! Да и не станем. Тем, кто переживет эту зиму, будет все равно. Двенадцать Земель или Великая империя… Может, даже Ольв, если наберется наглости. Видит Господь, сил у него хватит… много ли на нас нужно теперь.

Лека слушает хмуро. Ему хочется открыться… Он ценит дружбу Карела и предвидит неприятный разговор, когда тот узнает правду. Тем более что Карел прав… во всем прав.

Утро обещало славный солнечный денек, и вот, поди ж ты… Разгоряченные двухчасовым уроком маэстро Джоли, мы высовываемся на улицу — и шарахаемся от проливного дождя и леденящего ветра.

Подходит маэстро, фыркает сердитым котом.

— Адалжить плащи, парни?

— Хорошо бы, — клацая зубами, отвечает Карел.

— Ну так пашли.

Впервые мы входим в комнату маэстро за фехтовальным залом. Я мельком, скрывая невежливое любопытство, оглядываюсь.

Стол, простые деревянные стулья, огромный шкаф, железная печка… оружие — в стойках, по стенам, даже на столе.

— Тепло, — блаженно выдыхает Карел, подходя к печке.

— Любишь пагреться?

— Еще как.