Вилис Лацис - Потерянная родина
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1В тесной каморке, где человек, стоя посередине, мог достать рукою до любой стены, царила тьма. Окна в каморке не было. Дверь плотно закрывала вход, в ней не было ни единой щелочки, сквозь которую мог бы пробиться луч света. Воздух здесь был до того спертый, что Ако сделалось дурно. С потолка капала вода. Всюду, к чему бы ни прикоснулся Ако, он нащупывал что-то склизкое и влажное, и эта невидимая жирная слизь источала зловоние.
Ако долго сидел на полу своей тюрьмы, свесив голову на грудь и обхватив руками колени. Он понемногу приходил в себя после побоев, голова больше не кружилась, только кое-где еще саднило в зашибленных местах.
«Что собираются делать с ним белые люди? Зачем его увезли с острова и держат в этой темной норе? И надолго ли его сюда засадили? Навсегда? Может быть, это подземное жилище, а эти свирепые люди — блуждающие души, вышедшие на землю посмотреть, что здесь происходит. Но почему они приехали по морю в большой лодке, зачем искали на острове пищу и питьевую воду, — разве у них там внизу ничего нет?»
Тщетно пытался Ако разгадать истинный смысл событий. Ни до чего не додумавшись, он перестал мучить свой мозг и погрузился в тупое безразличие. Физически и душевно оцепенев, ожидал он дальнейших событий.
Немного погодя Ако услышал резкое поскрипыванье, топот человеческих ног, громкие голоса. Вдруг корабль тронулся, слегка накренился набок и стал пока* чиваться. Тут Ако понял, что большая лодка вышла за пределы рифа… удаляется от острова. Уезжают, увозят его далеко-далеко от родного мира, туда, где никто не услышит его голоса и не сможет прийти на помощь. Но Ако не хотел уезжать, он желал остаться здесь вместе с Нелимой, с отцом, матерью и Онеагой.
Сознание того, что совершается недопустимое, потрясло юношу. Он вскочил и стал тревожно переминаться с ноги на ногу. Ощупал стены, попытался плечом высадить дверь. Почему белые люди не придут и не выпустят его? Здесь темно, здесь трудно дышать, а Ако хочет двигаться, бегать, взбираться высоко на гору и подставлять лицо солнцу и ветру. А тут нет ни солнца, ни ветра.
Выросший на воле среди людей, которые никогда не обижали друг друга, Ако не мог постичь, что значит неволя и насилие. Это приводило его в смятение, терзало, рождало инстинктивный протест. Он дрожал, словно затравленный собаками зверь, — не от страха, от негодования. И подобно молодому леопарду, которого бездушные охотники заперли в клетку, он всем своим существом рвался к свободе, простору, темная каморка представлялась живой враждебной тварью, которая держит его в своих объятиях.
Ако испустил вопль… обождал, не предпримут ли что-нибудь белые люди, потом закричал снова, два, три, много раз… Бил кулаками в стены, в дверь, колотил ногами об пол, стучал в потолок. Если у белых людей были уши, они должны были услышать неистовство Ако. Но они не обращали внимания.
Выть может, они ушли в свои подземные жилища и оставили здесь Ако одного в темноте?
Это были не стоны, не жалобный или истерический плач — нет, свободный дух властно выражал свой протест, жаждал сбросить оковы. И этот вопль протеста был столь непосредственным и диким, что белому человеку стало не по себе. Неистовство Ако хорошо было слышно на всем судне.
— Иварсен, поди-ка утихомирь его, а то сегодня ночью он не даст нам заснуть! — сказал боцману капитан Мобс.
— Совсем утихомирить? — цинично ухмыляясь, спросил Иварсен. — Это пустяковое дело, если капитану так угодно.
— Да нет же. Успокой его. Он нам еще пригодится живой.
— Без основательной дрессировки из этой скотины ничего путного не выйдет, — заметил боцман.
— Выдрессируем, — самоуверенно заявил Мобс. — Но сегодня попытайся ему втолковать, что шуметь нельзя.
— Есть, капитан! — Иварсен довольно улыбнулся. — Это я ему втолкую.
Он отыскал «корабельную кошку» и отправился в кубрик.
— Алло, ребята, кто желает принять участие в маленьком приключении? Мне поручили дать первый урок дисциплины черномазой обезьяне. Кто со мной?
Подобное происшествие сулило внести некоторое разнообразие в монотонную морскую жизнь. У Иварсена тотчас же нашлось несколько помощников.
— Что будем делать, боцман? Пропустим под килем? — спрашивали матросы.
— Вы двое захватите по ведру да зачерпните воды. Вы станьте по обе стороны двери с цепными крюками и не давайте ему убежать. Об остальном я сам позабочусь.
Маленький Сам недовольно нахмурился и сердито сплюнул за борт.
— Нашли потеху… — проворчал он. — Все-таки живое существо… Чем он хуже нас. Животное, и то без нужды не мучат, а это ведь человек.
— А ты пойди в кубрик да ложись на боковую, раз у тебя такая бабья душа, — насмешливо посоветовал Иварсен. — Мы уж как-нибудь без тебя обойдемся.
Маленький Сам махнул рукой и в самом деле ушел с палубы, скрывшись в матросском кубрике. Иварсен со своими подручными приступил к делу.
Ако услышал — к его камере приближаются человеческие шаги. Он умолк и, прильнув к двери, стал ждать, когда ее откроют.
Белые перешептывались, но это была излишняя предосторожность, ведь Ако все равно не понимал ни слова. Щелкнул замок, проскрежетал засов, и дверь чуть-чуть приотворилась. Внезапно ослепленный светом, Ако на мгновение зажмурился. Не успел он открыть глаза, как в лицо ему выплеснули целое ведро соленой морской воды. Пока он отряхивался и вытирался, его окатили второй раз, потом в каморку вскочил Иварсен и принялся обрабатывать Ако «корабельной кошкой». У приотворенной двери стояли матросы с цепными крюками в руках.
— Учись уважать волю своего властелина! — задыхаясь орал Иварсен, со злорадством взмахивая узловатой плетью и норовя стегать Ако по голове и плечам. — Я вышибу из тебя твой темный дикарский дух, твою обезьянью тупость и собачье бесстыдство! Я тут — все, ты — ничто. Отец и мать, бог и хозяин над твоим телом и душой. Благодари всевышнего, что я еще так вожусь с тобой. Еще ведро воды на его бестолковую башку, ребята.
Иварсен посторонился, и один из матросов плеснул в лицо Ако струей воды. Потом боцман еще раз огрел Ако плетью и, выкатив глаза, заорал не своим голосом:
— А теперь цыц! Сиди в углу и нишкни! Вот так! — Он закрыл себе ладонью рот. — А если пикнешь, я опять приду и угощу вот этим…
Широко раскрытыми глазами глядел Ако на этих двуногих призраков, которые толпились у двери, корчась от смеха. Они хохотали, они забавлялись, только один был угрюм и враждебен — тот, который бил. Ако знал, что он так же кровожаден и лют, как акула, которая порой нападает на человека в лагуне. Когда акула делает это, островитяне берутся за ножи и преследуют хищника до тех пор, пока не прикончат его, ибо мерзкой твари нет места ни в воде, ни на земле. Этому двуногому тоже не должно быть места на земле, его надо уничтожить так же, как акулу, но сейчас Ако не мог этого сделать. Морской хищник обычно нападает в одиночку, а островитян против него — целая уйма, тут же Ако один против многих хищников. И у него нет ножа.
