Анатолий Спесивцев - Флибустьер времени. «Сарынь на кичку!»
Не вступая в генеральное сражение, Ислам начал больно общипывать отряды верных союзнику казаков. Вскоре появились перебежчики уже из лагеря Ширинов. Прибудь в этот момент в Крым недавно подавленные буджаки, крымского хана люто ненавидевшие, всё для незадачливого бунтаря могло закончиться уже тогда. Но в Крым вошли запорожцы, ведомые Хмельницким. И положение Ислама быстро ухудшилось, как полководец, он со знаменитым гетманом сравниться не мог.
Буджаки же, сильно пострадавшие в только что закончившейся войне, после тайного визита какой-то делегации вдруг атаковали правобережную Малую Русь. Там запылали поместья и сёла, потянулись на юг караваны рабов. Да не учли самые ловкие из людоловов, что именно на правобережье было сосредоточено большое польское войско. Гетман Конецпольский намеревался окончательно решить казацкий вопрос. Схизматиков он ненавидел и презирал. И эти недостойные полководца чувства провоцировали его на поступки не просто неразумные, а откровенно глупые.
Во всей Малой Руси, контролируемой поляками, лютовали карательные отряды. Хлопов и неожиданно попавших в их число ещё недавно бывших свободными крестьян беспощадно секли, их жён и дочерей насиловали, хозяйства схизматиков разграблялись. Не то что любое сопротивление панскому произволу, но и малейший намёк на оное были поводами для жесточайших расправ. Коллаборационистская старшина, мечтавшая об уравнении своих прав с панскими, страдала в не меньшей степени, чем остальное православное население. Несколько сотников из реестровцев уже сбежали, с большей частью своих сотен, в земли запорожских вольностей.
Попытки назначенного из Варшавы гетмана реестровых казаков Кононовича договориться с Конецпольским наталкивались на презрительный отказ гордого аристократа. «Я с каким-то москалём безродным переговоров вести не буду, никто меня это сделать не заставит!» – отвечал он на указания из Варшавы.
Нашествие буджакских татар на давно освоенные, закрепощённые панами земли вынудило Конецпольского изменить свои планы. Так же, как и панов, вознамерившихся помогать братьям-католикам в Европе. Свои имения для них были куда ближе и дороже общекатолической солидарности.
Неожиданно быстрое прибытие в район набегов больших отрядов конницы, в том числе тяжёлой панцирной, стало для буджакских чамбулов крайне неприятным сюрпризом. Никто их о наличии в этом районе войск не предостерегал. Они шли безнаказанно пограбить, а не умирать в боях с превосходящими их по всем показателям врагами. Тем, кто сумел быстро сообразить, чем окончится промедление в бегстве, уйти удалось, хоть и сильно пощипанным отрядами венгерской конницы. Однако бросать полон, который не имели возможности добывать больше двух лет из-за войны с ханом Инайетом, решились далеко не все. За что слишком жадные или тугодумы поплатились головами. Шансов отбиться от блестящей польской кавалерии у грабителей не было.
Зато Речь Посполитая получила лишний козырь в политической борьбе. Истово ненавидевший неверных Кантемир Араслан-оглу в который уже раз подставил своего повелителя. Султану перед походом в Персию меньше всего нужны были трения на северных границах. Пойди поляки войной на Молдавию, вассальное османам государство, помочь им смогли бы только войска Румелии. А ведь они созданы прежде всего для противостояния империи.
В сражениях с буджакскими татарами отличились отряды многих панов, коронное войско Конецпольского, но ни сечевых черкас, ни реестровых казаков там замечено не было. Запорожские заставы предупредили о набеге, но из-за малочисленности отражать его не пытались. И вставать в один строй с гонителями православия даже реестровцы не спешили. Гражданская война, ещё более масштабная, беспощадная и жестокая, чем шедшая в Крыму, неотвратимо надвигалась на Малую Русь.
Призывы Конецпольского использовать гражданскую войну в Крыму и уход османского войска в Персию результата не дали. Как бы им с королём Владиславом ни хотелось повоевать, большинство магнатов были против войны. Речь Посполита окончательно утратила пассионарность, хотя для своей защиты имела ещё немалые силы. В чём недавно могли убедиться и русские, и шведы.
Черкессия занимала в те времена куда большую территорию, чем сейчас. И населена была густо. По подсчётам века следующего, восемнадцатого, одновременно в поле могли выйти до ста пятидесяти тысяч рыцарей. Да-да, именно рыцарей. Как ещё назвать всадника, в кольчуге и прочем защитном вооружении, сидящего на лошади, защищённой кольчужной бронёй, посвятившего свою жизнь войнам и набегам, живущего по своеобразному рыцарскому кодексу, исключавшему погоню за наживой? По-моему, только рыцарем и никак иначе. Правда, основным занятием для них были внутренние разборки. Воевали они чаще всего именно друг с другом, и добычей для реализации на рабских рынках Османской империи им служили… черкесы. Нередко – одноплеменники. В семнадцатом веке, правда, этим грешило меньшинство черкесских рыцарей. Лагерными псами галерной каторги и гаремного рабства в большинстве они стали позже. К тому же Черкессию раздирала вражда между племенами и родами. В реале рыцари плохо отбивались от крымских набегов, хотя и неоднократно татар били, и потом, схватившись с Россией, проявили фантастическое умение не договариваться между собой.
Но вне моральных императивов перед казаками встала огромная проблема. Черкессия обладала огромным военным потенциалом. Если бы несколько десятков тысяч черкесов атаковали пришедших на завоевание Темрюка и Тамани казаков, пришельцы были бы обречены. Тяжёлая черкесская конница могла смести их без больших затруднений. На счастье вольных сынов Днепра и Дона, нашествия сразу десятков тысяч можно было не опасаться. Ведь черкесами называли не один какой-то народ, а целую группу родственных по языку народов адыгской группы. Между собой они жили очень недружно. Казаки-черкесы, коих было немало, не случайно запорожцев в Москве тех времён называли черкасами, подсказали, с кем надо договориться, чтобы поход на Темрюк был казацко-черкесским. Союзников среди адыгов нашли легко.
Появление в черкесских землях врагов поначалу взволновало только обитателей именно тех земель, куда они пришли. Жителей крупнейшего из работорговых центров Черкессии, Темрюка и окрестных сёл. Два из пришедших таборов, донской и один из запорожских, начали осадные работы вокруг Темрюка, второй пошёл по окрестностям. В чём ему охотно поспособствовали имевшиеся черкесские союзники.
Пока казаки у Темрюка рыли окопы вокруг осаждённого ими города, запорожцы, занявшиеся сельской местностью, активно зачищали сёла. И совсем не так относительно безобидно, как нынешняя русская армия в Чечне. Заведомо отнесённые к безусловно вражеским (часть из них была мамлюкскими[5]), они очищались от населения в самом прямом смысле этого слова. Стариков и больных убивали, мужчин гнали на угольные копи, открытые для добычи топлива на Дону, женщин частично забирали себе, для женитьбы на них, большей частью отправляли на рабские рынки. Как-то так получилось, что немалая их часть ушла не в Россию или Персию, а вопреки запрету совета атаманов – на малоазиатские рынки. Цены там из-за почти прекратившихся татарских набегов на Русь существенно выросли. Черкесские союзники казаков работорговли также не чурались.
