Николай Дмитриев - Под тремя башнями
Улыбнувшись ещё раз, она поспешно вернулась на кухню, откуда, как нарочно, донеслось нарастающее шипение.
— Ф-ф-ф, нехорошо вроде, а? — Сашка сконфуженно посмотрел на Мирека.
— Ничего, все нормально, — поспешил успокоить гостя хозяин. — Идём, я тебе наш сад покажу.
К Сашкиному удивлению, они не стали возвращаться назад к входной двери, а, пройдя через комнаты, вышли на другую сторону дома. В комнатах Сашка уловил запах прелого дерева и устоявшейся гнили, зато здесь, прямо возле ступенек, росли цветы, а дальше начинался большой запущенный сад. И ещё справа, под густо разросшимся орехом, стоял деревянный сарай с необычно высоким, как бы срезанным по длине, чердаком.
Сашка спустился с крыльца и, остановившись возле цветочной клумбы, спросил:
— А вы что, до войны тоже здесь жили?
— Здесь. — Мирек прошёл вперёд и вдруг показал на небольшую ямку за кустом начавших дичать роз. — Вон видишь?
— Ну? — Сашка не совсем понимал, что в этой яме может быть интересного.
— Это воронка. Сюда бомба попала в 39-м.
— И что, ничего?
— Нет. Вон там художница в кресле сидела, — Мирек показал в другой конец сада. — Так даже не попало.
— Какая художница? — машинально спросил Сашка, прикидывая расстояние от воронки до дома.
— Жила у нас. Она из Варшавы приехала…
— А-а-а… — Сашка отошёл от воронки. — А дом ваш давно построили?
— В 34-м.
— В 34-м? — искренне удивился Сашка. — А чего он?..
Сашка замялся, не зная, как высказать мелькнувшую у него мысль, но Мирек понял и так.
— Это что доски подгнили, да? Так он же пустой совсем стоял, даже окна без стёкол были.
— Почему?
— От немцев прятались. Сначала у Ярки, а потом нас всех его дядька в партизанский район вывез.
— А тут что, совсем нельзя было жить?
— Нет. — Мирек вздохнул. — У меня ж мать в больнице работала, медикаменты партизанам передавала, а её чуть не выследили. Соседи потом говорили, что как мы убежали, нас сразу искать начали.
— Это что, и Ярко с тобой в партизанах был?
— Был, только не в партизанах, — Мирек улыбнулся. — Мы в семейном лагере жили, ну, деревня такая в лесу и всё.
— А отец?
Вопрос вырвался сам по себе, и Сашка тотчас прикусил язык, посчитав, что ответа не будет, но Мирек ответил.
— Что отец… — Мирек сокрушённо вздохнул. — Его немцы схватили, он в Яновском концлагере погиб…
Сашка молча теребил ветку и ругал себя почем зря за собственную бестактность. Видимо, Мирек понял его состояние, и потому, отвернувшись, глухо сказал:
— Ты не майся, здесь уже ничего не изменишь…
В его голосе вдруг послышалась печально-взрослая интонация.
— Да я!.. — Сашка горячо взмахнул рукой и смолк.
Мирек сделал вид, что не заметил его реплики и продолжал как ни в чём не бывало:
— Зато как мы назад вернулись, тут уже наш штаб стоял, — голос хлопца неуловимо изменился, давая понять, какое это было чудесное время. — Дом брошенным считался, а как мы вернулись, нам комнату дали, а потом полковник узнал, кто мы, и приказал дом отремонтировать и даже мне комнату над гаражом сделали.
— Над каким гаражом?
— А вон, это теперь сарай дровяной, — Мирек махнул рукой на косо срезанный чердак. — Там солдаты гараж для машины сделали, а потолок досками застелили и окно поставили. Видишь?
Сашка скептически посмотрел на высокую крышу.
— А ходить туда как?
— А вон по лестнице. Хочешь, залезем?
Сашка энергично кивнул и вслед за приятелем начал взбираться по гладко вытертым перекладинам. Через придерживаемую Миреком дверь он неловко перелез с карниза за порог и оказался в небольшой уютной комнате.
Солдаты, строившие её, зашили досками не только пол, но и стены, умело врезав в одну из них оконную раму. В комнате стоял деревянный топчан, пара стульев и простенький стол, приткнутый прямо к окну. На столе лежала пухлая растрёпанная книга.
— Твоя? — Сашка взял книжку и прочитал заглавие. — «Потоп», Генрик Сенкевич. Интересная?
— Спрашиваешь! Я только утром кончил.
— Дашь почитать?
— Дам, — коротко отозвался Мирек.
Едва книга попала Сашке в руки, как всю его неловкость как ветром сдуло. Получив согласие, он прежде всего пересмотрел иллюстрации, потом уселся на стул и, не выпуская книгу из рук, сказал:
— А у тебя тут неплохо. Кстати, у меня дома почти такая же комната и тоже на чердаке. Так что приглашаю в гости.
— Спасибо. — Мирек вежливо поклонился и спросил: — А вообще как тебе в нашем городе?
— Как это? — не понял Сашка.
— Ну вот ты рассказывал, что и в Сибири был, и на Кавказе, даже в Москве. Я, честно говоря, тебе завидую, а потому и спрашиваю, если с другими городами сравнивать, как?
— Да нашёл чему завидовать! — махнул рукой Сашка. — Ну был, ну ездил, так что? В теплушке час едешь, сутки стоишь. А по станции за кипятком бежишь и всё время боишься, чтоб от поезда не отстать. А города сравнивать не берусь. И если честно, мне тут здорово нравится. И речка тут есть, и пароходы ходят, и главное — замок! Такого нигде нет!
— Да, замок — это конечно, — согласился Мирек.
— Слушай, — Сашка отложил книгу и даже привстал со стула. — Скажи честно, ты сам как считаешь. Клад там найти можно?
— Ну, если честно… — Мирек секунду подумал. — Думаю, можно. Бывает, золото у нас и вправду находят, только никто ж не скажет, а вообще ценности перед войной в городе были.
— Где? Какие? — Сашка аж подскочил на стуле.
— А в музее. Тут, как Советы пришли в 39-м, ценности, что в панских маетках[3] остались, в музей свезли. Там много чего было. Я сам туда часто ходил. Там пан Владислав работал, так он всем говорил, что только одна картина многие тысячи стоит.
— Картина? — Сашка покосился на Мирека. — Какая ещё картина?
— Не помню, кажется, «Святой Иероним». Вот только за войну, наверно, пропало всё или увезли, если успели.
— Слушай, а если твоего пана Владислава спросить? Ну, про замок?
— Да нет, теперь не спросишь, — покачал головой Мирек. — Исчез он. Во время оккупации.
— Как исчез? — Сашка смешно наклонил голову. — Он что, с немцами ушёл?
— Нет, пан Владислав немцев терпеть не мог, это я точно знаю.
— Откуда тебе знать… — Сашка махнул рукой и опять взялся за книгу. — Можно подумать, он сам тебе говорил.
— Да нет, не говорил. — Мирек внезапно оживился. — А знаешь, Сашко, я могу узнать, что с паном Владиславом стало. У нас знакомая есть, пани Цыбульская, она старая уже, и пан Владислав дружил с ней, я знаю…
Мирек на секунду о чём-то задумался и вдруг весело подмигнул Сашке.
