Юрий Пульвер - Галерные рабы
Затем жрец подходит к тем, кто не выдержал испытания. Они уже оправились и растирают себе мышцы.
— Вы слишком слабы, — сурово говорит он. — Это полбеды. Но вы не до конца честны, не полностью искренни в своем желании учиться у братьев нашего храма. Ваши души и сердца не вложены целиком в стремление стать монахом Шаолиня. Вы подобны девушкам, которые уже закололи волосы шпильками, но не умеют шить.[24] Отправляйтесь домой! А для вас троих двери храма открыты.
Хуа То долго ждал этого момента, но приступ непонятного замешательства вдруг опутывает его, как брошенная сверху сеть. Шаолинь внушает трепет. В него нельзя просто так взять и войти — это предел стремлений тысяч людей. Это миллионы несбывшихся мечтаний, легендарная Страна Утраченных Иллюзий из народных сказок.
Ощущение страха и неуверенности быстро проходит, когда вслед за жрецом То оказывается в прохладе каменного строения. Он идет по слабо освещенному коридору с отполированным гладким полом. Разверзается дверь — и перед ним просторный зал. Маленький столик в центре. Свеча на нем — единственный источник света. Рядом видна фигура сидящего монаха. Мальчики выстраиваются в линию.
— Вы перед настоятелем нашего храма достопочтенным Као Минем.
Тайпан — верховный вождь Шаолиня еще крепок, но уже наверняка познал волю Неба, перейдя полувековой рубеж. Минь изучает ребят, сидя на высоком стуле, скрестив ноги, каждая ступня покоится на противоположном бедре.
На взгляд мальчика, в позе «лотос», самой лучшей для медитации, сидеть очень трудно. Однако Као Минь явно не испытывает неудобства. Его спокойствие помогает То держаться увереннее, ведь в зале все пронизано напряжением. На мгновение у мальчика подкашиваются ноги под грузом вдруг навалившейся усталости: сколько сил ушло у него за последний месяц. Он не может оторвать глаз от чайного подноса и чашек на столике.
По жесту настоятеля юные гости садятся на пол. Маленький жрец наливает душистый зеленый чай в чашки и ставит их перед Минем и каждым из ребят. Главный монах протягивает руку, показывая мальчикам, что можно пить. Хуа То сидит спокойно и не берет чашку, как остальные.
— Пожалуйста, идите домой, — вежливо говорит маленький жрец.
Ребята, уже поднесшие чай ко рту, в ужасе обмениваются взглядами. Один из них в панике спешно ставит чашку на место, обжигает ладонь горячей жидкостью, вскрикивает. В слезах оба удаляются. Настоятель пристально смотрит на Хуа То.
— Почему ты не стал пить?
— После вас, высокочтимый, — кланяется мальчик, вскакивая. — Простите, что я без шапки, не сочтите это за неуважение, просто у меня ее нет.[25]
Усадив его мановением ладони, Минь берет чашку и отхлебывает чай. Тогда и мальчик пьет, наслаждаясь каждым глотком душистой жидкости, впитывая каждую каплю в иссохшее тело — он не прикасался к воде почти целый день.
— Кто научил тебя хорошим манерам?
— Дедушка.
— Он отличный учитель!
— Благодарю вас! — снова кланяется Хуа То, чувствуя, что в этот миг решается его судьба. Полтысячи мальчиков потерпели неудачу, быть может, он разделит их участь. И все же он будет бороться до последнего.
— Почему ты отказался резать кролика?
— Белый кролик — священное животное, его нельзя убивать, тем более есть.
— Расскажи об этом подробнее.
— Достойнейший государь древности Вэнь-ван, отец основателя династии Чжоу[26] У-вана, был удельным князем западных земель при последнем императоре предшествующей Шанской династии Чжоу Сине. Недовольный возросшим авторитетом Вэнь-вана среди удельных князей, Чжоу Синь заключил его в тюрьму, а сына его Бо Икао велел живьем сварить и поднести на обед отцу под видом кроличьего мяса. Так записано в исторических книгах. Легенда же гласит: когда Вэнь-ван узнал, что потребил плоть своего ребенка, он отрыгнул съеденное, которое превратилось в белого кролика и убежало в лес.
— Ты много знаешь для своего возраста. Но ведаешь ли ты, что ждет тебя у нас?
— Кун-цзы[27] сказал: «Если знать заранее весь свой жизненный путь, стоит ли его проходить!»
— Раз ты такой великий знаток Кун-цзы, перечисли мне основы человеческих отношений согласно его учению.
— Их пять: между государем и подданным, отцом и сыном, старшим братом и младшим, супругами, друзьями. Вместе они называются у лунь.
— Учти: став одним из нас, ты разорвешь навеки три из этих отношений и лишишься четвертого. Как гражданин и как член семьи каждый ханец обязан беспрекословно подчиняться законам страны и рода. Обрив голову и став монахом, ты превратишься из частицы семьи и империи в ш'иу-шиа, слугу богов, который не принадлежит этому миру. Он признает властелином Сына Неба, однако не входит в семью, не подчиняется ее традициям. Многие считают бесчестьем, что человек оставил родных ради монастыря. Его могут вычеркнуть из фамильных списков, где прослежена история его рода, а это самое страшное наказание для мирянина. Его могут изгнать из семьи. Его потомки, потомки его потомков будут отсечены, как сухая ветка, от родового древа, лишены той семейной взаимопомощи, которая была основой нашей цивилизации пять тысяч лет. Вот что может произойти с тобой! И ты не сумеешь основать свой род, монахи Шаолиня не имеют права жениться. Слыхал про пять буддийских запретов: не убивать живых существ без причин, не грабить, не блудить, не лгать, не пьянствовать?!
— Мне это не грозит, сяньшэн. Вся моя семья пьет из Желтого источника, текущего в подземном царстве, фамильные списки уничтожены. Я не знаю даже, где похоронены мои почтенные родители, не могу совершить обряд обметания могил, посадить на месте их последнего пристанища, как того требует обычай, грибы линчжи, дарующие благополучие и долголетие. Моя душа сожжена, и мне не пристало думать о продолжении рода. Я уже сейчас если не ш'иу-шиа, то отверженный.
— Выходит, ты не можешь внести денежный вклад в казну обители?
— Увы, нет, тайпан!
— Ты должен понимать, что содержание храма требует больших средств…
— Я понимаю, все понимаю… Даже то, что я отвергнут, ведь в храм никого не принимают бесплатно, каждый отдает все, что имеет… А я могу отдать лишь себя…
— Оставь знания, себе, похвалу другим. Хоть ты и рассуждаешь, как взрослый, но всего не понимаешь, на это способен лишь Верховный Владыка. Пониманию надо учиться многие годы. Вот тебе первый урок: в любом деле должен быть начальный шаг, в любом правиле — место для исключений…
Облегчение, которое испытал Хуа То, охваченный отчаянием, явственно отразилось на его лице. Минь улыбнулся:
