Михаил Строганов - Камни Господни

Михаил Строганов

Камни Господни

Чем менее история правдива, тем более она доставляет удовольствия.

Часть первая

ВОЛЧЬЯ КРОВЬ

Глава 1. Гость

Свет, пробиваясь сквозь густую слезящуюся пелену, силился развеять дремоту, тревожил, играя с набегавшими несвязанными видениями. Свет хотел быть увиденным, пробовал на прочность тьму — тьма сгущалась…

Пламя негасимой лампады жадно глотнуло масла и вспыхнуло с новой силой. Аника вздрогнул, зашевелил губами и поднял тяжелые оплывшие веки. Ему почудилось, что он стоит в пещере, в причудливом обжитом гроте, кажущемся бесконечным и внезапно обрывающимся каменной стеною. А где-то за ней, за стеной, в вышине мерцал свет и немигающим взглядом испытующе глядел Спас.

Аника поправил на груди святой иерусалимский крест и мощевик: «Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей, и по множеству щедрот Твоих очисти беззаконие мое. Наипаче омый мя от беззакония моего, и от греха моего очисти мя; яко беззаконие мое аз знаю, и грех мой передо мною есть выну… Окропи мя иссопом, и очищуся; омыеши мя, и паче снега убелюся…»

Не дочитав псалма, Аника перекрестился и крикнул сына:

— Семенушка!

Ослабший после дремоты голос дрогнул, поглотил звук, оставляя слышимым лишь окончание «…ушка».

Тяжелая дверь приоткрылась и в комнату просунулась нечесаная голова дворового холопа. Офонька по-собачьи преданно взглянул на Анику и стремглав помчался по ночным хоромам в Семенову опочивальню…

— Семенушка, — уже отчетливо проговорил Аника, — посмотри, не прибыл ли на двор Гость?

Семен поклонился, накинул бобровый полушубок и вышел из терема. Снежная крошка ударила в лицо, ослепила, сбила дыхание. «Не к добру разгулялося!» — Семен перекрестился и крикнул выбежавшему в исподнем Офоньке:

— За отцом неотступно гляди. А не то все ребра пересчитаю!

За снежной пеленой двор, прозванный в народе строгановским кремлем, показался нескончаемо большим и пустынным, быть может, даже не существующим, призрачным наваждением пурги, дурачащим и уводящим взгляд в бесконечную мерцающую рябь… Ветер сбивал дыхание, валил с ног, обрушивая с небес на землю все новые снежные волны. Пурга, словно ненасытная баба, сдирала одежды, заключая трепещущее тело в ледяные объятия, манила смертельной нежностью, дарующей забвение и вечный покой. Семен знал, что многие застигнутые снежной бурей беспричинно ложились в снег возле своих домов и замерзали насмерть…

Воротные Детина и Цеп кутались в тулупы, окоченело топая ногами, жались к стенам, от ветра опираясь на бердыши. Отдышавшись, Семен подошел к страже:

— Не прибыл ли какой человек, православные?

— Что вы, Семен Аникиевич, — прохрипел Детина. — В такую пургу сам черт из преисподней на свет не выглянет!

— Куды нонче поедешь? — согласно закивал Цеп. — На дорогах такая снежить, что кобыла по гузно увязнет…

— И то верно, — ответил Семен. — Бог помощь держать дозор!

Он махнул рукой стражникам и с охотой поворотил назад в терем, к домашнему теплу, мягким персидским коврам, убаюкивающим восточным халатам. «Нет, не прав отец. Не приедет сегодня Гость!» — такая мысль была Семену страшна и диковинна одновременно. Слово отца было для братьев Строгановых больше закона: Аника никогда не ошибался. И сегодня был по всей Руси единственным человеком, чье слово без гнева выслушивал царь.

Раскрасневшийся от стужи Семен вошел в светелку, принося ярую свежесть, от которой у Аники приятно защипало в носу.

— Офонька! — властно крикнул старик. — Не дрыхни, да поспешай зажечь свечи. Не пристало в потемках принимать!

Семен покачал головой:

— Пурга разыгралася — света Божьего не видать. Кони пугаются, дичатся… Прости, отец, не придет Гость. Не сегодня.

Аника поджал губы:

— Пурга на Сретенье… Дороги замело, зима с летом встретиться не смогут… Семен! Неурожайным год будет, вели приказчикам скупать зерно!

— Хорошо… — Семен почтительно выдержал паузу. — Я могу идти?

Аника задумчиво разглядывал запечатленный в перстне сапфир:

— Нет. Будем ждать…

Семен поклонился и сел в кресло подле отца. Старик опять задремал, его губы бессвязно шептали слова молитвы вперемешку с размеренными указаниями приказчикам. За окном надрывалась вьюга, как одержимая билась в стены, выла, заглядывая пустыми очами в спящие окна терема.

В светелке было покойно. От большой, покрытой расписными изразцами печи шло утробное густое тепло. В серебряных подсвечниках оплавлялись восковые свечи и, следя, как в танцующих тенях оживают травы на изразцах, Семен вспоминал о прошлогоднем лете. Он входил в возраст мужа и по старому строгановскому обычаю должен был на Ивана Купалу схлестнуться насмерть с медведем, чтобы доказать свое право на равенство с братьями. В тот день Семену не везло: вначале закормленный медведь не хотел драться, но, почувствовав лютую боль, рассвирепел и пошел в решительную атаку. Под тяжелой лапой рогатина дрогнула и переломилась пополам, Семен потерял равновесие — смертельно раненый медведь стал его подминать под себя. Время остановилось, потом дернулось и потекло по лицу липкой огненной влагой. Семен успел посмотреть на отца, увидеть, как брат наводит на медведя пищаль и как отец отводит пищаль рукой в сторону. Видел, как суровая дружина замерла в готовности с направленными на борющихся жалами рогатин и совней. Выстрела не последовало, дружина не двинулась, отец немигающим взглядом смотрел на окровавленного сына… Семен так и не понял, какая сила вложила ему в руки широкий поясной нож и помогла вынырнуть из медвежьих объятий, а потом заставила без устали кромсать умирающего зверя…

Когда схватка была окончена, Аника подошел к сыну и поцеловал его в окровавленные губы: «Достоин еси!» Он наклонился и положил в расшитую крестами ладанку горстку земли, в которой смешалась медвежья и строгановская кровь. С того дня Семен ничего не боялся…

Аника тяжело вздохнул в набежавшей дреме и закашлялся — после смерти жены он на глазах превращался в дряхлого старика. Семен подошел к отцу, подал травяной настой. С трудом сделав несколько глотков, Аника успокоился и перестал кашлять. Глаза медленно прояснялись, лицо обретало прежнее обеспокоенное выражение.

— Прибыл уже? Чую, что уже здесь…

— Нет… — Семен осекся на слове и добавил: — Пурга…

За спиной Аники послышался легкий шум: из темного неосвещенного угла мелькнула тень, на глазах обретая очертания и форму. Семен вздрогнул, от неожиданности перехватило дыхание, совсем как тогда, в медвежьих объятиях. Невысокий сухопарый мужчина в черном кафтане без всяких украшений не спеша вышел к Строгановым из тени.