Стихотворения - Балинт Балашши
Стало тусклым, как могила.
Сердце бьется робкой ланью,
Обреченное закланью,
Ты вольна державной дланью
Положить конец пыланью.
Ты — дворцовый сад султана,
Возносимый неустанно,
В мире нет стройнее стана,
Роза в шелесте фонтана!
Юлия — царица ночи,
Ослепительные очи,
Очи гневные жесточе
Самых черных средоточий.
Я твой подданный навеки,
Пред тобой смежаю веки,
Все святое в человеке
Предаю твоей опеке! —
Так твердил я одичало
Без конца и без начала,
А она не отвечала —
Улыбалась и молчала.
(Р. Дубровкин)
СОРОКОВОЕ
Мольба к Купидону, в которой поэт сравнивает себя с саламандрой, утверждая, что, будь Юлия добра к нему или немилосердна, он не сможет жить без ее любви, подобно тому, как саламандра не может жить без огня.
На мотив «Лишь тоска и горе»
Я пленник твой давно — стрелою пронзено
слепое сердце это.
Злокозненный палач, ты счастлив слышать плач
влюбленного поэта.
О тягостный итог! Не будь ко мне жесток:
я долго ждал ответа.
Воспоминаний яд стихи мои таят
и злую скорбь разлуки.
Я чувство воскресил, но не достало сил
избавиться от муки.
Привел к безумью гнев: от горя опьянев
бежал я, близорукий.
Усталый гаснет день, на землю сходит тень,
смежая людям очи.
От праведных трудов вдали от городов
почиет скот рабочий.
И только у меня и среди бела дня
душа чернее ночи.
Бесчувственный божок, ты сердце мне обжег
необоримой страстью.
Куда я ни пойду, горю в твоем аду,
твоей терзаюсь властью.
Со мною каждый миг ее глаза и лик
к несчастью или счастью!
Земной отринув тлен, в душе запечатлен,
навеки чист и молод,
Ее небесный взор. Амур, ты — мой позор!
Я страстью перемолот.
Любовный жар умерь, все отдал бы теперь
я за бездушный холод.
Но что я говорю? Я жив, пока горю,
я жив, пока тоскую.
Как саламандра — зной, ищу я жар хмельной,
жаровню колдовскую.
Счастливый не поймет, чем сладок горький мед!
Даруй мне смерть такую!
Сияньем глаз ее зажглось нутро мое, —
о, мука золотая! —
Так ярый воск свечей от солнечных лучей
кипит и льется, тая.
От смертного огня должна спасти меня
любовь ее святая.
Без мраморной росы в рассветные часы
цветы стоят в печали.
Так жизнь моя тускла, та жизнь, что расцвела
безудержно вначале.
У сердца отнял ты богиню, чьи черты
сиянье излучали.
Как вышло, что в одном создании земном
соединились разом
Восторг души святой с природной добротой
и просветленный разум?
И женственная стать, способная блистать
наперекор алмазам!
Глаза, как две звезды, прекрасны и горды,
чело белее снега.
Румянцем по щекам, подобно цветникам,
любви разлилась нега.
Невольник этих щек, я счастьем пренебрег
и не искал побега.
Но, кроме красоты, зачем вручил ей ты,
стрелок Венеры грозной,
Немилосердный нрав? Зачем, любовь поправ,
горят тысячезвездно
Жестоких глаз огни? — Тиранство прогони,
Амур, пока не поздно!
Что сделать я могу? Слова гудят в мозгу,
несносные, как пчелы!
Слагаются в стихи! — Казнимый за грехи,
брожу я, невеселый.
Но, движимы тоской, гудящею строкой
во тьме бегут глаголы.
Я не жалел похвал, я к Юлии взывал
коленопреклоненный:
«Несносен жар в груди, богиня, остуди
мой пыл уединенный!
В страданьях не покинь!..» Я прошептал: «Аминь».
И сник главой плененной.
(Р. Дубровкин)
СОРОК ПЕРВОЕ
De Julia venante[68]
Стихотворение об охоте Юлии, посланное ей в письме
De voce ad vocem ex Angeriano[69]
На ту же мелодию
Однажды у ручья, где Юлия моя
охотилась в дубраве,
К ней нимфа подошла: «Мой ангел, что нашла
ты в рыцарской забаве?
Зачем бродить в лесах, когда на небесах
ты красоваться вправе?»
Охотясь день-деньской, красавица такой
не ожидала встречи.
В лесу не до бесед: расшнуровав корсет,
она открыла плечи.
И нимфа вод речных при виде чар земных
лишилась дара речи.
«Ужели не одна (подумала она)
на свете есть Диана?
В ловитвенном пылу опять она стрелу
достала из колчана!
И кудри точно ночь! Так только неба дочь
божественно румяна!»
Прекрасны и быстры, они как две сестры
по росту и обличью!
Нет равных им в седле — кто лучше на земле
являет стать девичью,
Когда в притихший лес с копьем наперевес
летят они за дичью.
Охотниц нет хитрей, но только на зверей
войной идет Диана!
А Юлия порой живет иной игрой —
ей жизнь людей желанна.
Попался на прицел, беги, покуда цел.
Смертельна эта рана.
Гоняться мало ей, владычице моей,
за вепрем и оленем.
На вертеле ее есть сердце и мое,
и с поздним сожаленьем,
Уставши от погонь, смотрю я, как огонь
к сухим ползет поленьям.
(Р. Дубровкин)
СОРОК ВТОРОЕ
Inventio poetica[70],
описывает ссору Юлии с Купидоном
На ту же мелодию
У Юлии гостя, крылатое дитя
в мечтах о сладком плене
Уснуло наконец, но юный сорванец
На ложе томной лени
Себе не
