Иоганн Гете - Собрание сочинений в десяти томах. Том второй. Фауст

Я не ослеп еще? И дышит грудь? — Хотя силы природы вернули Фауста к жизни, она была, однако, пуста, пока перед ним не предстал образ Елены — идеальное воплощение красоты. С этого мгновения начинается новая пора существования Фауста: его вера в прекрасное как самое главное в жизни.

Она — луна, а он — Эндимион. — Имеется в виду античный миф о любви Дианы, богини охоты и лупы, к земному юноше Эндимиону. По преданию, воспроизводимому здесь на сцене, она, увидев его спящим, поцеловала.

Она старейшим по душе пришлась. — В «Илиаде» (кн. III, с. 150–160) старцы на башне, увидев Прекрасную Елену, признали, что ради такой красавицы можно терпеть долгие беды войны.

Здесь собственный мой дух сплотит тесней // Двоякий мир видений и вещей. — Здесь выражена идея, владевшая отныне Фаустом: сочетать действительное и прекрасное.

Схватил ее, и расплылась фигура. — Фауст пытается удержать видение, которое, однако, от него ускользает; следующий за этим взрыв, имеет символический смысл: Фауст слишком торопится овладеть прекрасным, оно не дается сразу; для того чтобы его достичь, необходимо дать созреть пониманию красоты и найти форму для ее воплощения (В. Эмрих).

АКТ ВТОРОЙ

Весь акт представляет собой символическую картину подготовки перехода Фауста из мира средневековых мифов в мир античной красоты. В поэтической форме здесь отражен духовный процесс, пережитый самим Гете, его другом Ф. Шиллером и некоторыми другими представителями передовой немецкой интеллигенции, искавшими решение жизненных противоречий в умозрении и эстетическом идеале. Кульминацией исканий является так называемая классическая Вальпургиева ночь.

Лежи, несчастный, в забытьи. — Мефистофель перенес Фауста в его прежнюю рабочую комнату.

Старинный патрон… — Дьявол считался покровителем насекомых, крыс и всякой мелкой нечисти, составлявшей его свиту.

Фамулус — помощник профессора из числа старших студентов. Этот фамулус состоит при Вагнере.

И сам ключами, как апостол Петр, // Земли и неба тайны отмыкает… — По христианской легенде, ученик Христа апостол Петр обладает ключами, открывающими врага рая.

Бакалавр — низшая ученая степень. Характеризуя этот образ, Гете сказал Эккерману: «В нем олицетворена та претенциозная самоуверенность, которая особенно свойственна юному возрасту и которую в столь ярких образчиках имели вы возможность наблюдать у нас в первые годы после освободительной войны. В юности каждый думает, что мир начал, собственно говоря, существовать только вместе с ним и что все существует, в сущности, только ради него» (6 декабря 1829 г.).

Милейший! Если Леты муть в разлитье // Вам памяти песком не затянула… — Лета (греч. миф.) — река забвения, одна из рек подземного загробного мира; души умерших пьют воду из нее и забывают свою земную жизнь.

Но стрижка без косы, по-шведски… — В XVIII в. мужчины отращивали длинные волосы, но стягивали их сзади косичкой. Прическа по-шведски — коротко остриженные волосы — была тогда признаком принадлежности к кругам передовой молодежи.

Лишь философский абсолют // Не заносите в свой уют. — Мефистофель смеется над идеалистическими концепциями философов, создавших понятие абсолюта, как воплощения высшей сущности вещей. Для субъективного идеалиста Фихте таким абсолютом было «Я», для объективного идеалиста Гегеля — абсолютный дух. Гете отрицательно относился к таким метафизическим построениям.

Все опыт, опыт! Опыт — это вздор. // Значенья духа опыт не покроет. — Бакалавр отрицает эмпирическое знание и заявляет себя сторонником идеализма. Сам Гете придерживался противоположных взглядов.

Чуть человеку стукнет тридцать лет, // Он, как мертвец, уже созрел для гроба. — Такого мнения придерживался французский философ Клод-Андриан Гельвеций (1715–1771). Бакалавр согласен с ним, а Гете явно пародирует это мнение.

Мир не был до меня и создан мной. — В этой речи бакалавр выражает точку зрения крайнего субъективного идеализма (солипсизма), согласно которой все существующее — продукт человеческого сознания. Такого взгляда придерживался А. Шопенгауэр, утверждавший, что мир есть лишь наше представление и солнца не было бы, если бы мы на него не смотрели, на что Гете ответил: «Может быть, не было бы вас, если бы солнце на вас не смотрело».

На ваших лицах холода печать… — Создавая вторую часть «Фауста» в эпоху расцвета немецкой идеалистической философии (Шеллинг, Фихте, Гегель, Шопенгауэр), Гете понимал, что его отрицание идеализма и метафизики не встретит одобрения.

Центральное событие этой сцены — создание искусственного человечка Гомункула — возвращает читателя к идеям средневековой алхимии. Известный алхимик Парацельс описал подробно способ создания такого искусственного человечка. Образ Гомункула у Гете сложен и загадочен. Из множества толкований, предложенных критиками, приводим одно из возможных: «Если Фауст томится по безусловному, по бытию, не связанному законами пространства и времени, то Гомункул… для которого нет ни оков, ни преград, томится по обусловленности, по жизни, по плоти, по реальному существованию в реальном мире» (Н. Вильмонт. Великие спутники. М., 1966, с. 360).

Привет вам в звездный час счастливый! — Алхимики были одновременно астрологами. Опыт создания искусственного человека Вагнер производит в такое время, когда расположение звезд благоприятствует эксперименту.

Встречал кристаллизованных людей. — Подразумеваются ограниченные люди с застывшими взглядами на жизнь.

А, кум-хитрец! Ты в нужную минуту // Сюда явился к моему дебюту. — Хотя Гомункула создал Вагнер, однако Мефистофель, по-видимому, ему помог, почему Гомункул и называет Мефистофеля «кумом».

Он бредит чудесами. — Гомункул рассказывает, что Фаусту приснился древнегреческий миф о Леде, которой овладевает Зевс, принявший обличив лебедя. Фаусту не случайно грезится именно этот сон: Леда родила двойню — мальчика и девочку Елену, о встрече с которой он мечтает.

Ты — северянин, // И ты родился в средние века. — Гомункул противопоставляет мрачную мифологию средневековья и жизнерадостные языческие легенды античности. На этом построен дальнейший диалог между Гомункулом и Мефистофелем.

К классической Вальпургиевой ночи. — Об этом см. ниже.

Пеней — река в Фессалии (Греция). Далее Гомункул называет город Фарсал в той же местности. Так как сохранились развалины старого города, то Гомункул различает старинный и новый Фарсал. Город был знаменит тем, что здесь произошла решающая битва между Юлием Цезарем и Помпеем (9 августа 48 г. до н. э.), в которой победил Цезарь. Гомункул описывает здесь место действия будущей Вальпургиевой ночи.

А вечный спор их, говоря точней, — // Порабощенья спор с порабощеньем. — Мефистофель имеет в виду, что многочисленные гражданские войны, которые велись во имя свободы, приводили в Древнем Риме к замене одного диктатора другим: Мария — Суллой, Суллы — Помпеем, Помпея — Цезарем. Современники Гете также помнили, как освободительные войны французской революции закончились установлением военной диктатуры Наполеона, а освободительные войны против Наполеона — возникновением «Священного союза» европейских монархов и разгулом политической реакции.

Становятся мужчинами мальчишки. — Гомункул поддерживает скептическое отношение Мефистофеля к гражданским войнам, но подчеркивает, что каждый должен бороться за личную свободу.

Будили чувственное в человеке. — Продолжая противопоставление античной и средневековой мифологии, Мефистофель иронически повторяет обвинение ханжей против легенд Древней Греции. Сам Мефистофель отнюдь не враг чувственности.

Про фессалийских ведьм шепну словцо… — Фессалия считалась страной колдовства и утонченного разврата (А. Соколовский). Это объясняет следующую затем реакцию Мефистофеля.

Поставлю точку, может быть, над «i»… — Гомункул имеет в виду, что ему, созданному в колбе, предстоит еще «доделаться», чтобы стать в полной мере человеком.

Так по словам двоюродного братца… — То есть Гомункула; Мефистофель считает себя его родственником, так как участвовал в его создании (см. выше). Гете так сравнивает Гомункула и Мефистофеля: «Мефистофель оказывается в невыгодном положении но сравнению с Гомункулом, который не уступает ему в ясности взгляда, но далеко превосходит его стремлением к красоте и плодотворной деятельности. Впрочем, он (Гомункул. — Ред.) называет его двоюродным братцем; и в самом деле, такие духовные существа, как Гомункул, которые еще не омрачены и не ограничены законченным воплощением в человека, можно причислить к демонам, и поэтому между ним и Мефистофелем существует некоторое родство» (Эккерману, 16 декабря 1829 г.).