Ролан Валейр - Умолкнет навсегда

М. де Сервантес. И что, в результате он погиб?

Телло де Сандовал. Думаю, да.

М. де Сервантес. Но не из-за книг, поскольку их у него не было.

Телло де Сандовал. Именно из-за книг. Если бы мы их у него нашли, он бы сознался и раскаялся, а я бы сохранил ему жизнь.

М. де Сервантес. Это было в вашей власти?

Телло де Сандовал. В моей власти.

М. де Сервантес. Вне зависимости от доказательств.

Телло де Сандовал. У меня была полная свобода действий.

М. де Сервантес. Как у самой смерти.

Телло де Сендовал. Пожалуй.

Декорация 3: Камера пыток Инквизиции в Толедо, в июне 1563 года.

Тюремщик поддерживает Иисуса, одетого в длинный желтый балахон с черным крестом Святого Андрея (санбенито), расписанный фигурками грешников в адском пламени. На голове у Иисуса высокая митра (кораза), расписанная подобным же образом.

Судебный секретарь читает приговор:

«Мы, Доктор Телло де Сандовал, Инквизитор против ереси и извращений Писания в городе и провинции Толедо, изобличаем Иисуса де Ангелеса, сына Тасита де Ангелеса, отступника и еретика, в том, что он дважды погрешил против Истины Христа и Святой католической Церкви. Конверсо, вначале пылко отрекшись от ложных и случайных заветов, затем впал в ересь и был уличен надежными и богобоязненными свидетелями в том, что в день Саббата отказывался от свинины, носил чистую и аккуратную одежду, как и в другие вечера по пятницам, и, кроме того, теми же вечерами, при закрытых ставнях он пользовался запрещенными книгами и прочими учебниками ереси а, возможно, и колдовства. Ныне он предается в руки гражданского суда, дабы в завтрашний же день, здесь, в городе Толедо, быть отведенным на костер, где и свершится Деяние Веры путем сожжения заживо. Стража будет сопровождать осужденного до самого костра, дабы убедиться, что никакого ущерба не будет причинено ему, и приговор будет приведен в исполнение над человеком в здоровом теле. Да будет так».

Телло (Иисусу). Еще не поздно позвать исповедаться, Иисус. (Иисус как будто не понимает, что происходит). Уведите его.

Затемнение

Декорация 2: гостиная в Мадриде.

М. де Сервантес. Вы не сомневаетесь никогда.

Телло де Сандовал. Никогда.

М. де Сервантес. Однако, несмотря на пытки, доказательств вы так и не получили.

Телло де Сандовал. Вы совершаете ошибку, нередкую у мирян, дон Мигель. Пытка не предназначена для того, чтобы получить доказательства. Как раз наличие доказательств и порождает пытку, плод предшествующих знаний. У меня имелись доказательства. В сердце моем. Человек этот, ребенок, в сущности, был еретик. Пытка служила его же пользе: если бы я убедился, что есть хотя бы один шанс вернуть его в истинную веру с помощью признания, пусть не добровольного, пусть насильственного, я бы не лишил его этого шанса. Мой моральный долг инквизитора требовал предоставления даже еретику, даже отступнику возможности отречься от заблуждений. Стоило ему сознаться, я отпустил бы его невредимым.

М. Де Сервантес. Осужденный Инквизицией может избежать костра, но только после того, как его сожгли.

Телло де Сандовал. Вы не согласны с Евангелием от Святого Иоанна? «Кто не пребудет во Мне, извергнется вон, как ветвь и засохнет, а такие ветви собирают и бросают в огонь, и они сгорают».

Декорация 4: парадная зала в доме Тасита де Ангелеса. Марсела, Дульсинея, Мигель, Тасит. Марсела сжигает книги из секретного шкафа библиотеки. Тасит следит за этим в состоянии прострации.

Дульсинея. Отец, неужели действительно их все надо сжечь?

Марсела. Все до единой. Будь моя воля, мы бы все вынесли во двор. И такой бы костер разложили, что в Толедо было бы видно.

Входит Санчо с миской и кропилом.

Санчо. Сначала надо всё окропить этой водой.

Мигель. Где ты взял святую воду?

Санчо. Не знаю, насколько она святая. Я два часа вымачивал в ней свой крестик. Думаю, этого достаточно.

Дульсинея. В этом нет никакой необходимости. Демоны в наш дом не вхожи.

Санчо. Демоны, может, и нет, а вот какой-нибудь чародей из этих книжек…

Мигель. Санчо! Ну-ка вылей эту воду. Ты отдаешь себе отчет в том, что говоришь о наших хозяевах?

Санчо. Как!? Вылить отвар святости?!

Санчо пьет воду.

Дульсинея (отказывается передать книгу Марселе). Будто им мало тела моего брата!

Марсела (Дульсинее). Не говори так. Душа его упокоилась в мире. А это только бумага с написанными словами.

Мигель (читает) «Зерцало рыцарства». И почему же, черт возьми, надо сжигать столь благородную книгу?

Дульсинея. Из-за другой книги, которая прячется в этой, дон Мигель.

Дульсинея берет книгу из рук Мигеля.

Дульсинея (читает дальше). Иосеф бен Эфраим Каро, «Бен Йосеф» и «Шулхан Арух», дон Мигель. Некоторые книги представляют собой нечто гораздо большее, чем просто книги.

Санчо. А ведь права молодая хозяйка. Поглядите-ка на то, что здесь написано вкривь и вкось, с этим сгоришь куда лучше и жарче.

Марсела. Чтобы никому больше неповадно было читать рыцарские романы, любимое чтение мальчишек его возраста! (Дульсинее). Дай мне!

Дульсинея. Отец, может быть, возможно…

Марсела. Дай, говорят тебе! Кому нужны такие книги?!

Дульсинея протягивает книгу Марселе.

Тасит приходит в себя и делает движение в сторону Марселы. Марсела не обращает внимания и бросает книгу в пылающий костер. Санчо замечает тоску Тасита и подходит к нему.

Мигель (читает) «Рыцарь Креста». О, Нет. Соломон ибн Габирол. Стихи из «Королевского Венца».

Санчо. Эту следует помиловать. Сожжение креста или короны может быть дурно истолковано.

Марсела. А у нас есть поговорка: дьявол всегда прячется за крестом и под короной.

Санчо. У нас тоже есть такая. Я совсем про нее забыл.

Санчо бросает книгу в огонь.

Мигель. Амадис Гальский, а вслед за ним Амадис Греческий. (Листает страницы). И ничего другого. Два подлинно рыцарских романа. По крайне мере, их мы можем пощадить.

Марсела. Когда в тюфяке заводятся вши, приходится сжигать весь тюфяк.

Мигель. Но эти-то истинные христиане! И ни о чем другом, кроме как о рыцарях, речи не ведут.

Марсела. Однако рыцари эти — вечные странники, как Агасфер — вечный жид. Ненужное сходство.

Дульсинея. Не все ли теперь равно! (Обращаясь к отцу). Скажите ей, чтобы пощадила.

Тасит. Кто должен был уйти, ушел.

Санчо (Мигелю). Куда ушел?

Тасит. Куда смог. А тот, кто остался, не так уж и остался.

Санчо. Вот вам тарабарщина на хорошем испанском языке, понятная не более, чем молитва мавра.

Мигель. Великий Эдикт об изгнании. Отец говорил мне о нем.

Санчо. Изгнании чего?

Мигель. Хватит, Санчо.

Санчо. Дон Мигель, именем власти, которой господин ваш батюшка наделил мою особу, я вам приказываю… я требую…прошу вас, пожалуйста, давайте отсюда уедем, пока не станет слишком поздно.

Мигель (читает титульный лист следующей книги). «Флорисмар Исканский», а под его сенью… (листает страницы) Иехуда Галеви, «Ода Сиону». (Читает, глядя на Дульсинею): «Хочу я арфой быть для пенья твоего».

Санчо. Дон Мигель, вас чуть не прикончили, потому что наши лошади пахли евреем. А теперь, вместо того, чтобы двигаться в направлении ожидающих нас святых наших отцов иезуитов, вы развлекаетесь тем, что читаете свой собственный смертный приговор.

Мигель. Спокойно, Санчо.

Санчо. Вам разве невдомек, что мы остановились у…в доме у…не изгнанных изгнанников! У христиан вчерашнего вечера, кровь которых так же чиста, как у моей ослицы. Все равно, что искать святой защиты в еврейской церкви!

Мигель (читает): «Галатея», муза неизвестного автора, скрывает под своими одеждами… не что иное, как… «Путеводитель заблудших» великого и мудрейшего Моисея Маймонида.