Зарубежный экран. Интервью - Черток С. М.
«Бенжамен»
— Я работала со многими и разными режиссерами. Среди них были и блестящие, и менее блестящие, и посредственные. Больше других на мою судьбу повлияли Марсель Карне, Жан Деланнуа и Ив Аллегре. Общее у них — талант. А в остальном они очень непохожи друг на друга. Карне — темпераментный, подвижной. Деланнуа — более скрытный, неторопливый. И все же, пожалуй, ни одного из них я не могла бы назвать своим учителем. В работе с любым режиссером для меня важнее всего была свобода моего темперамента, свобода в интерпретации предложенных мне образов. Я всегда протестовала против рамок, которые мне пытались ставить. Что касается актрис, которыми я восхищалась и восхищаюсь, то, став актрисой сама, я никогда не старалась ни на кого походить.
В самом простом, буквальном смысле слова моими учителями были преподаватели школы драматического искусства Рене Симона. Я оставалась в ней до своих первых ролей в кино, а играла вместе с такими блестящими актерами, как Жан Габен, Ремю. Они-то, если хотите, и стали моими подлинными учителями в актерском искусстве. Но самым главным учителем всегда была жизнь. Я люблю наблюдать людей, чтобы потом воспроизвести их на экране.
— В 1954 году вы играли на нью-йоркском телевидении в «Даме с камелиями» и имели успех. Почему вы почти не играете роли классического репертуара?
— Такие роли даются обычно театральным актерам, а я не люблю театр и всегда отказываюсь от участия в спектаклях. Да и времени никогда не было на то, чтобы каждый вечер играть в театре.
Жак Тати
— Но вы создавали на экране образы классических персонажей французской истории — Жозефины Богарне в «Наполеоне» Саша Гитри, Марии-Антуанетты в одноименном фильме Жана Деланнуа и Жанны Д’Арк в его новелле «Судьбы». Характеры этих персонажей хорошо известны, и интерпретировать их вольно вряд ли возможно.
— Но я как раз и не хотела участвовать в исторических фильмах. Но это необходимая часть репертуара, и мне приходилось сниматься и в таких лентах.
— А экранизации литературных произведений? Ведь вы снимались в «Падшем идоле» по Грэму Грину, «Фабиоле» по Полю Клоделю, «Стеклянном замке» по Викки Баум, «Горделивых» по Сартру, «Ночной Маргарите» по Пьеру Мак-Орлану.
— Я считаю, что литературные образы мне удавались меньше всего. Они настолько ярки сами по себе, что, внося в них хоть что-нибудь от своего характера, невольно их искажаешь. На экране литературные образы получаются достовернее, если их воплощают незнакомые публике актеры.
— Вам приходилось сниматься в фильмах режиссеров «новой волны»?
— Только раз — в телевизионной ленте Жака Даниэль-Валькроза «Любимая». Для меня это был случайный эпизод.
...Перестав последние годы играть в кино, Мишель Морган открыла в Париже Дом мод — это ее хобби, которым она увлечена. В свободное время занимается живописью и даже устроила выставку своих картин.
— О чем вы мечтаете?
— Я вечно мечтаю о чем-нибудь, но, сказать по правде, счастлива тем, что у меня есть, — хорошим здоровьем, хорошей семьей, интересными занятиями. В конце концов, вся моя жизнь — .осуществление мечты.
Впервые его нескладная, длинная чуть наклоненная вперед фигура в узких брюках, коротком широком плаще и чуть помятой шляпе, его доброе лицо с рассеянными, удивленными глазами появились на экранах в 1953 году в фильме «Каникулы господина Юло». Правда, там он был не в шляпе, а в панамке. Старомодно учтивый и наивный, он внес смятение в упорядоченный курортный мир. Достаточно было взглянуть на его дребезжащую машину-керосинку, чтобы рассмеяться.
Лет десять назад мы увидели господина Юло в картине «Мой дядя». На этот раз непосредственный и добродушный Юло вступил в конфликт с механизированным и электрифицированным миром своего богатого родственника, живущего на «модерновой» вилле, где даже котлета на сковородке переворачивалась с помощью специального электромоторчика.
В обоих фильмах господина Юло играл знаменитый французский комик Жак Тати. Он же поставил эти картины. И вот спустя еще десять лет мы в третий раз увидели на экране господина Юло — теперь в фильме «Время развлечений». Его чудаковатый герой попал в каменные джунгли — пластмассовую, кнопочную, электронно-кибернетическую действительность ультрасовременного города. Господин Юло и здесь остается самим собой — робким, немного странным, но сохранившим в этом мире стекла и бетона живую душу.
Жак Тати не придумал этот мир сверхмодных машин и зданий. Он только чуть заострил его, чтобы показать его алогичиость. Полная естественность поведения господина Юло позволяет зрителям почувствовать, как ненормально то, что кажется нормой, как бездушна и смешна автоматизированная безликость, превращающая человека в придаток механизма.
Жак Тати
В фильмах Тати, на первый взгляд таких же легких и веселых, как старые комические ленты немого кино, — да и сделаны они в той же стилистике — всегда присутствует тревожная и грустная нота: сожаление, боль по утерянной человечности, обыкновенной доброте, взаимопониманию. Человечность не должна отступать перед машиной, как бы говорит Тати. Он вовсе не выступает против благ цивилизации. Он против бездуховной жизни, и модернизация страшит его не стеклянными «оффисами», пластиком и скоростными лифтами, а внутренней пустотой.
В картине «Время развлечений» есть такой эпизод. В драгстор — американизированную закусочную в центре Парижа приходят ночью самоуверенные американские туристы, и она кажется неуютной. А утром в нее забегают спешащие на работу парижане, звучит французская речь, музыка, и драгстор преображается: в него вдохнули жизнь. Об этом и идет речь в фильмах Тати. Человек может быть подавлен и порабощен техникой, а может подчинить ее себе. Кто мы, хозяева техники или ее пленники?
— Я согласен с вами, — говорит Тати, — когда вы утверждаете, что мои фильмы не для всех. Крестьянскому зрителю, не познавшему на своем опыте всех этих проблем, они просто неинтересны. Но жителей больших городов они заинтересуют в любой стране. Публика в разных странах реагирует на мои картины одинаково. Это зависит скорее от образовательного ценза, чем от национальной принадлежности.
Можно подумать, что я выступаю против модерна, но я возражаю только против того, как используется модерн. Люди слишком быстро привыкают к комфорту и успокаиваются, не видя, что они потеряли. Машина, холодильник, телевизор, лифт, самолет — и люди уже не видят друг друга, обгоняют друг друга на машинах, не пропускают вперед дам, не говорят «спасибо». Красный свет светофора дает им возможность отдохнуть, посмотреть на соседей, подумать. А зажжется зеленый — они тут же наверстывают упущенное время, не понимая, что в действительности оно было выиграно ими. Я не критикую, я только прошу: остановитесь, оглядитесь вокруг себя.
«Мой дядя»
Модернизированный дом в картине «Мой дядя» в конце концов станет органичным для людей. Он удобен, если знаешь, как в нем жить. Но пока люди добьются уюта, они больше занимаются машиной, гаражом, формой рояля, чем воспитанием ребенка.
Главное — сохранить человечность. Я выступаю в защиту человеческой личности. Я показываю множество скромных людей, которые, на мой взгляд, хороши тем, что естественны, которые вначале чувствуют себя в этих огромных современных зданиях чужими, но постепенно привыкают и вновь обретают свою индивидуальность. Это сатира, но в ней есть надежда.
Если сохранились человеческие проявления, взаимопонимание, то можно сказать, что жизнь прекрасна.
— Согласны ли вы с тем, что в фильме «Время развлечений» есть длинноты, что каскад блестящих трюков порой становится самоцельным?
