Артур Макаров - Ольга и Константин
— Когда я виноват — сколько хочешь реагируй, не обижусь! — горячо заверил Гогуадзе, и Шалыгин, остерегаясь, отступил от него. — А тут — что? Нету, нету, нету у меня невесты! Детей тоже нету, мамы нету, отец умер, сирота я, понимаешь? Пойдем, скажи ей все, не пойдешь — я тебя с мотоциклом отнесу, честное слово, не серди меня, пожалуйста! Пойдешь?
Участковый тоскливо огляделся: тихий проулок был пуст, лишь из-за штакетника напротив таращилась девчушка, стриженная наголо.
— Можно пойти, конечно, однако как бы напрасно не стало… Я, понимаете, ее характер знаю, поскольку вырос здесь и по работе с бывшим мужем конфликты улаживал. Может, сперва лучше в райотдел позвонить, проверить все?
— что проверять, раз я говорю! — Константин с силой распахнул калитку: — Прошу, дорогой. Заходи и скажи: отца нету, невесты ни-ка-кой нету, ничего нету! Потом я с тобой куда хочешь поеду, сам куда скажешь позвоню… Заходи!
Шалыгин оправил фуражку, одернул китель и вошел в калитку. Константин решительно двинулся за ним.
Михаил Воронин зашел в магазин купить курева, увидел в стороне от прилавка двух приезжих девушек и лихо тряхнул роскошными кудрями.
— Мне две пачки вон тех, с пальмами, и спичек коробку, — попросил продавщицу и выложил деньги.
— Больше ничего? — положила перед ним сигареты Серафима Евгеньевна. — Чего-то ты к остальному равнодушный стал, Миша.
— Остальное после уборочной наверстаем, — пообещал Воронин. — Да и вредное оно, говорят.
— Если понемногу и в аппетит, так мужчине даже идет, — сказала продавщица. — Как кто держать себя умеет, конечно.
Для Михаила беседа с ней была лишь предлогом задержаться, и он подмигнул девушкам:
— А мы чего гадаем, сестрички? Каких конфет испробовать — так они все сладкие.
— Гадай не гадай, а бюджет сам подскажет, — огорченно отреагировала одна из них. — Ну что, Валентина, сосчитала: конфеты или печенье?
— По-моему — печенье, — тряхнула косой Валентина. — Сахар у нас еще остался.
— Раз такой подсчет, то конфеты — выбирайте, — пригласил Михаил. — Вы и гости и помощницы, значит, и почет и уважение окажем с радостью… Нет, я серьезно прошу: выбирайте, девушки.
Те еще не решили, как отозваться, а Серафима Евгеньевна заметила ласково:
— Вы и верно не стесняйтесь, молодые-хорошие. У нашего Михаила жены нету, сердиться никто не станет… Хотя бывает, что уж с такой лаской подходят, а на деле один срам выходит!
— Это ты про кого, теть Сима? — поинтересовался удивленный Воронин. — Намекаешь, или в адрес чей?
— Тетя твоя, между прочим, за углом налево живет… А намекать нечего, все известно: у Ольгиного женишка жена дома брошена и детей полные ясли. Потому и сбежал от них грузинец, спрятался, где подальше… А власти все равно нашли!
— Это у Кости?! — обомлел Михаил. — Ну-у дела… Да ты верно знаешь или сорока принесла? Не верится мне.
— Верь не верь, а истина выказалась, — торжествовала продавщица. — Участкового жена все рассказала… Ох и глупые мы, женщины, всю жизнь нас учат, а мы всем доверяемся!
— А я бы такому все равно доверилась, правда, Маринка? — весело сказала Валентина. — Может быть, у него жена ведьма была.
— Слышал, как рассуждают? — поджала губы Серафима Евгеньевна. — Ну, не раздумал конфеты дарить? Мне на обед пора.
— А я тоже за доверие, — засмеялся Воронин. — Сыпь кило длинненьких и еще тех кило, с верблюдом. Гулять так гулять, верно, девушки? Я к вам сегодня чай пить приду.
Мальчишки табунком бежали по улице, первым заскочил домой Витька Сырцов.
Запыхавшийся Володя Морозов ногой отворил свою калитку, выпалил:
— Вить, Лешка, вы у колонки обождите, я скоро, без меня не ходите, только мамке скажу!
— Ладно, обождем, — пообещал Лешка Тихомолов.
И они с Витькой пошли навстречу возвращающемуся с выгона стаду.
Володя зашел в дом. После кухни в комнате, где окна были занавешены, показалось темно.
— Мам, ты здесь? — спросил от косяка, увидел сидевшую на стуле Ольгу, и та молча повернула к нему лицо. — Я в клуб пойду, там кино привезли, ладно?
— Иди. Рубаху другую надень. В шкафу возьми.
— А какую?
— Там все чистые. Какую захочешь.
Володя прошел к шкафу: распахнул дверцу, оглянулся.
Мать сидела, положив руки на колени, и казалась очень спокойной.
— Хочешь, дома останусь? Я это кино еще зимой видел.
— Иди посмотри, раз собрался. — Она встала, провела рукой по лицу и спросила ровно: — Стадо гонят, да?
— Гонят. Уже возле Кузнечихи были, — ответил сын, наблюдая за ней.
— Пойду Пеструху загоню.
Корова стояла против калитки, вошла едва ей открыли и направилась к хлеву. Загнав, Ольга подождала в полутьме, пока не выйдет на улицу сын, вернулась в дом и не успела зайти обратно в комнату, как в сенях послышались шаги.
Это была Вера Сырцова.
— Ты что, подоила уже? — спросила, хотя пришла совсем не за этим, да и наперед понятно было, что успеть подоить Пеструху не могли.
— Нет, загнала только.
Вера села на стул у стены, глядела с сочувствием и интересом.
— Переживаешь по нем… Уж привыкла, небось?
— Я привыкла, что одна жить буду, — тихо сказала Ольга. — А он тут и заявись… Привыкла, что одна, а как на станции увидела — так вдруг и поверила, что не кончилась еще жизнь. Другой раз привыкать трудней… — Она равнодушно взглянула на себя в зеркало. — Ничего, опять привыкну.
Лицо Веры дрогнуло и покривилось непритворным теперь состраданием.
— Да что ты, Олюша, плюнь на все… Еще кто другой приладится, чего себя хоронишь? Скоро опять разных привезут, картоху копать.
— На что мне другие, если он нужен? — посмотрела на нее Ольга. — Ты иди, Вера, еще корову доить, прибрать надо. Иди.
— Я пойду, пойду, — готовно встала Сырцова. — Ты только гляди, не удумай чего… Слышишь, Ольга?
— Слышу. Иди.
Оставшись одна, опять села па прежнее место, застыла в той же позе, в какой ее нашел сын, и устало закрыла глаза.
Почтальон Егор Степанович Сажин сидел в кабинете председателя колхоза и, судя по всему, сидел давно и уходить не собирался.
Одинцов заканчивал говорить по радиотелефону:
— …заедешь к Осминину, взглянешь, какой он после юбилея. Если в норме, так наряжай возить комбикорма, а если почуешь, что не в себе — трактор его отдай Славке Егорову, и пусть возит. Что? Это ничего, что молод, машину он знает. А? Решено, решено… Скот на сдачу повезут Долгушин, Воронин и Гогуадзе… Именно он. Что-о? Да я слышать об этом не хочу и ничего такого не позволю, понял?! Поедет, и все. Вот так, отключаюсь!
И отключил рацию.
Сидел, отдуваясь, отходя от вспышки, а Сажин поерзал и спросил:
— Ну так как насчет велосипеда, Егорыч?
Павел Егорович развернулся к нему, оглядел долго.
— Да на кой леший он тебе сдался? Ну, положено почтальону, знаю. И что твоя контора не в силах пока предоставить, тоже знаю… А колхоз в силах, верно. Только куда тебе на нем прыгать по нашим колдобинам, в твои годы? Не осилишь ведь, спортсмен ты мой сивый!
— Ну это ты зря: седина бобра не портит, — обиделся Сажин. — А велосипед я все одно на пользу ногам оберну.
— Это как же?
— А так, что отдам его племяннику Федора-лесника. Федор от того мальца чистым воем воет, и за то, что вредному гаденышу забаву найду — согласен мне лошадь с телегой давать. И буду я на коне по всем статьям! Обратно же корреспонденция без задержки пойдет!
— Корреспонденция! — скривился Одинцов. — К нам письмо тащится неделю, а телеграмма отчего-то дней десять.
— Вот видишь! — обрадовался почтальон. — А на коне я…
— Стой! — прислушался Одинцов. — Замри… Никак — гудит? Точно, гудит.
Он подскочил к окну, взглянул, и шустро подбежав к двери, приоткрыл и крикнул:
— Нюся! Сейчас ко мне Костя-грузин явится, так ты его не пускай. И не то чтобы грубо откажи, а скажи, будто нету, мол, я в эту… в область уехал. До конца недели, слышишь? — Он вернулся за стол, сел и приложил палец к губам. — Т-с-с, Степаныч, сейчас оба замрем наглухо. Как раз я насчет велосипеда подумаю.
Подъехавшая к правлению машина лихо завернула, на скорости сдала назад и, едва не коснувшись стены, встала.
Выскочив из кабины, Гогуадзе взлетел на крыльцо и ворвался в правление.
Вслед его гулким и скорым шагам выглядывали из дверей конторские служащие, а он дошагал до темной приемной и встал на пороге.
— У себя? — сумрачно кивнул на дверь кабинета.
— Здравствуйте, во-первых, — изо всех сил стараясь держаться чинно и говорить назидательно, ответила Нюся, постепенно заливаясь румянцем. — А во-вторых, Павла Егоровича как раз нету на месте. Он срочно вызван в область до конца недели.
— Ах, вызван? — растопырил у лица пятерню Константин, поворачивал ею, спрашивая: — Срочно? До конца, говоришь? В уборочную?! — И взорвался: — Мальчика нашли, понимаешь! В окно погляди: его шофер под рулем двадцать пятый раз один сон смотрит, так запомнить хочет!
