Дэвид Николс - Вопрос на десять баллов
Я еще ни разу не видел Тони с полупинтовым бокалом пива: такое впечатление, что это какие-то трюки с масштабом, словно Тони превратился в великана.
– Выпьешь еще? – предлагаю я.
– Мне хватит…
– Ну хоть еще полпинты?..
– Не могу.
– Ну давай, не ссы, – весело соблазняю его я.
– Не могу. Мне на работу идти, – говорит он.
– Да у тебя будет еще полно времени, чтобы…
– Я не хочу пива, даже полпинты, понял? – кричит он.
Я иду, беру себе пинту и сажусь на место:
– Ну рассказывай, как работа?
– Нормально. Я теперь работаю продавцом-консультантом в магазине, так что… – И он извиняющимся жестом дергает себя за тонкие лацканы пиджака.
– В каком отделе?
– Аудиоаппаратуры.
– Прекрасно!
– Ага, точно. Потянет. Мне еще и проценты платят, так что…
– Спенсер говорил, что ты подался в территориальную армию.
– Да? Небось посмеялись на пару, правда?
– Да нет, что ты…
– Не думаю, что вы одобрили мой шаг.
– Я этого не говорил. В смысле, я сторонник разоружения и считаю, что нам необходимо сократить расходы на оборону и направить хоть часть этих денег на социальные нужды, но тем не менее понимаю необходимость определенной формы… – (Но Тони бросает взгляд на часы, не слушая меня.) – Так ты видел Спенсера?
– Конечно же, я видел Спенсера, – резко отвечает он, и я понимаю, что, по крайней мере, сегодня не в силах сказать ничего, что не разозлило бы кого-нибудь другого.
– И как он? – интересуюсь я.
– Ну, если учесть, что он вылетел из своего «форда эскорта» через лобовое стекло, он в неплохом состоянии.
– А как это произошло, Тони?
– Не знаю, как именно. Мы, как обычно, сидели в пятницу в пабе, и после закрытия Спенсер захотел поехать в Лондон, в клуб или еще куда-нибудь, чтобы продолжить пить, но я отказался, потому что на следующий день мне надо было на работу, а он был уже очень теплым, но он все равно поехал, на машине своего отца. Через два дня мне позвонила мама Спенса и сказала, что он попал в больницу.
– Кто-нибудь еще пострадал?
– Нет…
– Ну и слава богу…
– …Только наш друг Спенсер, – добавляет Тони с усмешкой.
– Я не это хотел сказать… Послушай… А у него не будет проблем? Я имею в виду – с законом?
– Ну, содержание алкоголя в его крови было выше нормы, права у него временные, машина была не его, а он не был застрахован. Так что с точки зрения закона все выглядит не слишком радужно.
– Как он… чувствует себя?
– Не знаю, Брайан, сам у него спросишь, хорошо? Мне пора на работу. – Тони раздраженно допивает остатки пива, достает из кармана упаковку мятных конфет и закидывает одну в рот, не предложив мне.
Мы выходим из паба и идем по набережной к пирсу. Ветер принес с собой из устья реки дождь, и Тони отворачивает тонкие лацканы своего пиджака, чтобы закрыть рубашку и галстук от влаги. Мы идем по направлению к Хай-стрит.
– Останешься на ночь? – спрашивает Тони равнодушно.
– Боюсь, не получится. – Я задумываюсь, не сказать ли ему, что завтра я еду на «Университетский вызов», но решаю не говорить этого. – У меня завтра консультация, и пропустить ее никак нельзя, поэтому придется сегодня вечером уехать. Но на Пасху я обязательно приеду, так что… может, тогда встретимся?
– Ага, обязательно.
– Тони, а что я сделал тебе плохого, что ты так сердишься?
– А отчего ты так решил? – фыркает Тони.
– Может, тебе Спенс что-нибудь сказал? – (Нет ответа.) – Что он сказал, Тони?
Не глядя в мою сторону, Тони говорит:
– Спенсер рассказал мне о том, как съездил к тебе. У меня сложилось впечатление, что ты поступил с ним не очень по-товарищески, Брай. На самом деле, как я понял, ты вел себя как самый настоящий засранец. Вот и все.
– А что он сказал?
– Не важно…
– Я не мог позволить ему остаться в общежитии, это запрещено.
– Ах вот оно что. Ну, раз это было запрещено, Брай…
– Он первым начал драку, Тони…
– Слушай, мне все это неинтересно, Брай, это касается только тебя и Спенсера.
– Значит, ты думаешь, это моя вина, что он набухался и въехал в дерево?
– Я этого не говорил. Разбирайся сам, ладно, Брайан? – И Тони решительно шагает прочь, наклонив голову против ветра, затем вдруг останавливается на секунду, оборачивается и кричит: – И постарайся больше не быть таким засранцем, ладно? – С этими словами он разворачивается и спешит на работу, оставив меня размышлять, увидимся ли мы вновь.
36
В о п р о с: Как называется впервые выделенный в 1806 году Фридрихом Вильгельмом Адамом Сертюрнером наркотический анальгетик, получаемый из недозревших семян растения papaver somniferum?
О т в е т: Морфин.
Майское утро 1979 года, третий день после похорон папы. Я лежу в школьной форме на диване и смотрю субботние утренние передачи по телику. Естественно, мне сейчас необязательно надевать форму, но я все равно хожу в ней почти круглый год, потому что так легче, и я, в общем-то, не знаю, что еще носить. Единственное послабление по случаю выходных – отсутствие галстука.
Родственники разъехались, и в доме остались только мы с мамой. Мама сейчас не в лучшей форме: взяла в привычку спать до полудня, а потом бродить по дому в халате, оставляя за собой след из грязных кружек и окурков, или дремать, свернувшись, на диване весь день и весь вечер. Дом стал каким-то душным, серым и нездоровым, но ни у меня, ни у мамы нет ни сил, ни побуждения раздвинуть шторы, распахнуть окно, выбросить окурки из пепельницы, выключить телевизор, помыть тарелки и приготовить хоть что-нибудь вместо очередной горы спагетти. Холодильник все еще забит недоеденными тортами, завернутыми в пленку сосисками в тесте и бутылками с выдохшейся колой – остатками с поминок. Я ем на завтрак чипсы с луком и сыром. Наверное, это худшее время в моей жизни.
Когда кто-то звонит в дверь, я думаю, что это пришел кто-нибудь из наших соседей, чтобы навестить маму. Она подходит и спрашивает, кто там, и я слышу чей-то голос в коридоре, голос, который я не могу узнать. Потом мама, все еще в халате, полы которого плотно запахнуты ради приличия, открывает дверь и начинает говорить таким «обходительным» голосом, который она приберегает для важных гостей.
– Брайан, к тебе кое-кто пришел!
Мама делает шаг в сторону, и в комнату входит Спенсер Льюис.
– Привет, Брай!
Я поднимаюсь и сажусь прямо:
– Привет, Спенсер!
– Чем занимаешься?
– Ничем.
– Стакан колы, Спенсер? – спрашивает мама.
– Да, если можно, миссис Джексон.
Мама не спеша выходит из комнаты, а Спенсер подходит ко мне и садится на диван.
Трудно переоценить значение визита Спенсера Льюиса: мы едва были знакомы с ним до этого – может быть, пару раз здоровались на футбольном поле или кивали друг другу в очереди за мороженым. Я не вижу никаких возможных объяснений, зачем такой крутой, известный и жесткий парень, как Спенсер Льюис, пришел домой ко мне, идиоту, который даже по субботам носит школьную форму. Но он здесь, сидит на нашем канапе.
– Что смотришь?
– Шоу «Шило на мыло».
– Я, блин, эту передачу ненавижу, – говорит он.
– Ага, я тоже, – сардонически усмехаюсь я, хотя и люблю эту передачу, но скрываю это.
Мы сидим молча пару секунд, потом Спенсер говорит:
– Я случайно назвал твою маму миссис Джексон. Как ты думаешь, она не обиделась?
– Не-а, она к этому нормально относится, – отвечаю я.
Кроме этой фразы, он больше не упоминает про смерть моего папы, не спрашивает, как прошли похороны или как я себя чувствую, слава богу, потому что это было бы ужасно неловко – ведь, в конце концов, мы всего лишь двенадцатилетние мальчишки. Он просто сидит, пьет выдохшуюся колу и смотрит со мной телик. Он рассказывает мне, какие группы дерьмо, а какие – классные, и я верю ему и соглашаюсь с каждым его словом. У меня такое ощущение, будто меня посетила кинозвезда или даже кто-то покруче, чем кинозвезда, кто-то вроде Хэна Соло. Мне поведение Спенсера кажется исключительным актом доброй воли.
Левая нога Спенсера сломана в трех местах, правая – в двух. У него треснула ключица, а это очень болезненно, потому что на ключицу нельзя наложить гипс, так что Спенсер не может пошевелить верхней половиной туловища. Его руки, похоже, в порядке, хотя есть несколько порезов на ладонях и на предплечье от осколков стекла. К счастью, череп и позвоночник не повреждены, но шесть ребер сломаны от удара о руль. От этого трудно дышать, и уснуть без помощи медикаментов невозможно, поэтому Спенсер накачан лекарствами. Его сломанный нос покраснел и опух, а бровь над правым глазом сильно рассечена – на нее наложили шесть швов черными нитками. Сам глаз иссиня-черный, заплывший и полностью не открывается. Вся макушка усыпана красными точками запекшейся крови – следы от осколков раскрошенного ветрового стекла ясно видны под коротким ежиком волос. Еще несколько швов наложено на левое ухо, где мочка была частично оторвана разбитым стеклом.
